Итальянец
Шрифт:
Умолкнув, Беатриса заплакала. Винченцо, сам готовый разрыдаться, какое-то время не мог вымолвить ни слова. А ему необходимо было расспросить, каковы были симптомы столь внезапного и резкого ухудшения здоровья синьоры Бианки и случалось ли это с ней прежде.
— Никогда, синьор, — заверила его Беатриса, когда он наконец обрел дыхание и спросил ее, — хотя недомогала она уже давно и здоровье ее все больше ухудшалось. Однако, синьор…
— Что — однако? — быстро спросил Винченцо.
— Даже не знаю, что и думать, синьор, о такой скорой смерти! Конечно, я не могу утверждать, и, может, вы посчитаете это вздором, но тут было так много странного…
— Говорите
— Я вам верю, синьор, но что будет, если станет известно, что это я вам сказала…
— Никто ничего не узнает, Беатриса, — заверил ее Винченцо, еле сдерживая нетерпение. — Не бойтесь и расскажите мне все, что вас беспокоит.
— Тогда я прямо скажу вам, синьор, что мне не нравится, как умерла госпожа. Не нравится и то, как изменилось ее лицо после смерти.
— Говорите яснее, Беатриса, — повторил Винченцо, — и по делу.
— Увы, синьор, есть люди, которые не понимают, когда им говорят прямо, как я сейчас делаю. Так вот, я не верю, что синьора умерла своей смертью.
— Что? — воскликнул пораженный Винченцо. — Какие у вас основания так говорить?
— Я уже назвала их, синьор. Мне не нравится, что она так внезапно и быстро скончалась, не нравится ее вид и…
— Боже праведный! — воскликнул в отчаянии Винченцо. — Ее отравили?
— Тише, синьор, тише. Я не стану утверждать этого, но умерла она не своей смертью.
— Кто приходил к синьоре Бианки в последнее время? — спросил Винченцо дрогнувшим голосом.
— Увы, синьор, никто не приходил, она жила очень уединенно.
— Никто? — переспросил Вивальди. — Вспомните хорошенько, Беатриса.
— Никто, кроме вас и кузена Джотто. Еще была у нас монахиня из монастыря, которая забирает вышивки у молодой синьоры.
— Вышивки? Из какого монастыря?
— Санта-Мария-дель-Пианто, синьор, он здесь неподалеку от нас, за садами, что спускаются к заливу, за оливковой рощей. Может, синьор даже видел его.
— Как давно она заходила к вам?
— Недели три назад.
— Вы уверены, что больше никто за это время здесь не бывал?
— Уверена, синьор, разве что рыбак, который принес рыбу, да садовник. Был еще лавочник, который доставляет нам макароны. В город ходить далеко, да и времени у меня нет.
— Значит, три недели назад? Вы так сказали, Беатриса? Вы уверены в этом?
— Да, синьор. Вы думаете, мы постились тут все эти три недели? На виллу то и дело кто-то заглядывает чуть не каждый день, я говорю о торговцах.
— Я спросил вас о монахине.
— Ах да, синьор, простите. Это было недели три назад.
— Странно, — задумчиво произнес Винченцо. — Мы еще поговорим с вами об этом, Беатриса, а теперь сделайте так, чтобы я смог взглянуть на синьору Бианки. Только синьорина Эллена ничего об этом не должна знать. И никому не говорите о ваших догадках, Беатриса, даже молодой госпоже. Как вы думаете, у нее нет таких же опасений, как у вас?
Беатриса поспешила успокоить его: нет, у Эллены не возникло никаких подозрений. Служанка пообещала выполнить его просьбу, и как можно скорее.
После этого Винченцо покинул виллу, мрачно раздумывая над случившимся. На ум то и дело приходила мысль, что между внезапной смертью синьоры Бианки и странными предупреждениями монаха существует какая-то связь. Наконец совсем неожиданно он пришел к выводу, что этот таинственный незнакомец есть не кто иной, как Скедони, который в последнее время так зачастил во дворец Вивальди и буквально не покидает покоев матери. Эта догадка вызвала у него неподдельный
Он не переставал думать и о том, что рассказала ему Беатриса о монашенке из соседнего монастыря, но не мог найти причину, почему кто-то из монашек хотел бы причинить зло Эллене, которая, как он понял, в течение нескольких лет находилась с ними в наилучших отношениях. Вышивки по шелку, о которых упомянула старая служанка, во многом объясняли характер этих отношений и многое говорили о нелегких обстоятельствах жизни скромных обитателей виллы Алтиери. Это еще больше укрепило в нем уважение и чувство глубокой нежности к девушке. Но мысль о подозрениях Беатрисы не давала покоя. Она казалась порой нелепой, а порой вполне вероятной и возможной. Кому нужна была смерть этой во всех отношениях безупречной женщины? Какие причины толкнули кого-то к столь чудовищному и жестокому поступку? Синьора Бианки действительно недомогала, но столь внезапная смерть и странные ее обстоятельства и многое, что ей предшествовало, заставляли Винченцо мучиться сомнениями. Он надеялся, что, увидев тело усопшей, он, возможно, избавится от терзавших его подозрений. Беатриса пообещала, что, если он вернется на виллу вечером, когда Эллена уйдет к себе в спальню, он сможет побывать в комнате синьоры Бианки. Его мучило сознание, что он должен тихо, как вор, проникнуть в дом своей возлюбленной и делать это втайне от нее в минуты неутешной скорби. Но это необходимо было сделать, чтобы узнать истинную причину смерти синьоры Бианки. Это сейчас казалось ему самым главным. Итак, поиски монаха придется снова отложить.
ГЛАВА IV
Вернувшись домой, Винченцо справился, у себя ли маркиза, ибо намеревался расспросить ее о Скедони. Правда, он мало надеялся на то, что мать захочет полностью удовлетворить его любопытство, но все же полагал, что хоть что-нибудь да узнает.
Маркиза была в будуаре, и не одна — с нею был ее духовник. «Этот человек вечно стоит на моем пути, как злой гений», — невольно подумал юноша, входя в комнату матери.
Скедони был настолько поглощен беседой с матерью, что не сразу заметил появление Винченцо, который, остановясь на пороге, с любопытством смотрел на изборожденное глубокими морщинами лицо священника. Беседуя, тот держал взор потупленным, но в его застывших резких чертах были жестокость и коварство. Маркиза с величайшим вниманием слушала то, что говорил ей Скедони, близко склонив к нему голову, словно боялась упустить хоть одно слово. На лице ее были раздражение и недовольство. Их беседа никак не походила на исповедь, а скорее на очень важный для обоих разговор.