Итальянская новелла Возрождения
Шрифт:
Катерина после его ухода отправилась в свою комнату, и, думая о любви мессера Латтанцио и о горячих его мольбах, загорелась к нему ответным чувством. У мужа Катерины был скверный характер, и, хотя он разрешал ей бывать там, где она хотела, и нарядно одеваться, все же очень часто бранил ее. К тому же он был влюблен в красивую девушку, повстречавшуюся ему на улице Сан Рафаэле по пути в собор. Девушка держала лавочку, где торговала чепчиками, кружевами, разными оборками, кружевными воротничками и всякими другими женскими украшениями. Обо всем этом дама узнала от одной своей соседки. Она была чрезвычайно оскорблена и решила отплатить мужу той же монетой. Так вот, поскольку ей казалось, что Латтанцио как раз подходит для этой цели, она с каждым днем становилась к нему все приветливее, отчего влюбленный чувствовал себя наверху блаженства.
Соседка, сообщившая Катерине об измене мужа, жила неподалеку от ее дома, и, кроме маленького сына двух лет и служанки, у нее никого не было. Латтанцио все продолжал свои ухаживания и несколько раз заговаривал с Катериной о свидании. В один прекрасный день,
— Соседка, знаком ли вам вон тот юноша, что проехал мимо, разговаривая с маской?
— Нет, не знаком, — отвечала соседка. — А почему вы меня об этом спрашиваете?
— Я вам объясню, — заметила Катерина. — Я убеждена, что вы мне поверите и не проболтаетесь, когда узнаете, что дело касается меня. Вы помните, что я часто жаловалась вам на странную жизнь, которую ведет Мой муж. Вот уже около семи лет, как я вошла к нему в дом, и с первого же года, о чем я даже и не догадывалась, он стал заводить себе на стороне любовниц, на которых уходит большая часть его доходов. Теперь все время он проводит на улице Сан Рафаэле с Изабеллой, ее вы знаете; он в это рождество удосужился подарить ей тридцать шесть локтей черного венецианского атласа. Часто между нами возникают ссоры, и ничто меня не радует, так как я испытываю постоянное огорчение, видя, какую ужасную жизнь он ведет. Несчастная я! Ведь мне представлялась возможность стать женой графа Лангуски из Павии, и надо же было моим братьям выдать меня за этого низкого человека! Хорошего в нем лишь то, что он разрешает мне рядиться, бывать там, где мне хочется, вести хозяйство и тратить, сколько мне вздумается. Однако дома он докучает более, чем сама докука. Ни одним кушаньем ему не угодишь, а сам он в кухне никогда ничем не распорядится. Он всегда приглашает и угощает то одного, то другого, и чем больше бывает народу, тем больше поднимается крику и шуму, и всегда виновата я, так что он, как говорится, дьявол для домочадцев и ангел для чужих. Но больше всего меня злит и раздражает, что этот противный человек дай бог, чтобы три раза в месяц ко мне подступился, словно я какая-то ледышка, или хромоножка, или старуха шестидесяти-, летняя. А мне всего двадцать три года, и я свеженькая и ласковая, и хотя не самая красивая в Милане, но могу соперничать с другими, и, пожелай я только, у меня не было бы недостатка в поклонниках. Сколько самых лучших кавалеров нашего города заглядывались на меня и присылали мне письма и своих посланцев, но я всех отталкивала, следуя совету блаженной памяти моей матушки, всегда учившей меня, чтобы я все свои помыслы и всю любовь отдавала лишь мужу, как эта добрая душа поступала всегда с моим отцом. Разумеется, так поступала бы и я, если бы надеялась, что мой муж откажется от своего недостойного образа жизни. Но с каждым днем он становится все хуже и хуже, так что я решила сама позаботиться о своих делах, и да простит мне бог, но больше так жить я не могу. Если бы я захотела жить без мужчины, я бы пошла в монастырь, как моя старшая сестра, которая приняла монашество в обители Радегонды. Так вот, дорогая соседушка, я вам коротко обо всем рассказала в надежде на вашу помощь и совет, потому что я твердо уверена, что вы сделаете для меня все, что, по вашему мнению, послужит мне на радость и на пользу.
Соседка предложила свои услуги весьма охотно. На что Катерина сказала:
— Вы не так давно видели, как мимо проезжал молодой человек верхом на муле, вы еще сказали, что его не знаете, мне же он кажется очень скромным и симпатичным. Он несколько раз во время нынешнего карнавала заговаривал со мной, умоляя о любви, но я отвечала ему не очень-то ласковыми словами. Правда, уже несколько дней я с ним любезнее, чем обычно. Теперь я решила, что он именно тот, кто заменит мне мужа — днем ли, ночью ли, лишь бы только представился удобный случай и все осталось бы втайне. Но так как мне кажется, что мы с вами вдвоем не сумеем довести этого дела до желанного конца, я подумала, что, пожалуй, стоит открыться моей старухе, которая спит со мной в комнате, когда муж не ночует дома. На своих молоденьких служанок я положиться не могу. Что вы скажете, моя дорогая соседушка?
Тогда добрая женщина так ответила Катерине:
— Действительно, мадонна, я всегда жалела вас, видя, что вы такая красивая, молодая и хорошо воспитанная, а муж у вас ведет такую плохую жизнь. Сказанное вами я навсегда схороню. А ваше решение не губить своей молодости вполне одобряю. Теперь мое мнение таково: дозвольте мне поговорить со старухой, и попробовать тронуть сердце, и посмотреть, склонна ли она вам помочь. Предоставьте все мне, и я надеюсь, что приведу ваше дело к хорошему концу.
Итак, они пришли к решению, что соседка поговорит со старухой; в случае ее согласия они, не мешкая, устроят так, чтобы Латтанцио вступил в обладание столь желанными благами; план женщинами был уже обдуман, ибо в те ночи, когда мужа нет дома, любовник мог отлично тешиться с дамой.
К одной из частей дома Катерины вела заброшенная тропинка; она подходила к самой двери в большую комнату подвального этажа, где валялись старые чаны для вина. Про эту дверь, которая уже много лет не открывалась, давно позабыли и слуги и сами хозяева, так как никому
— Я хочу, о мой Латтанцио, верить тому, что ты сказал мне сейчас и столько раз говорил прежде о своей любви, и поэтому вручаю тебе мою жизнь и мою честь. Будь же достойным хранителем их и так управляй собой и мной, чтобы не последовало от этого ни беды, ни стыда. Видишь ли ты там тропинку у самой стены дома? Она приведет тебя ко мне всякий раз, когда муж будет в отсутствии. А чтобы напрасно не гонять посланцев туда и обратно, моя соседка, живущая — смотри — вон в том доме, — и она указала на входную дверь, — и преданная мне всей душой, будет тебе обо всем сообщать. Сегодня муж мой не будет ни ужинать, ни ночевать дома, если я только не ошибаюсь. Соседка поужинает со мной между двумя и тремя часами ночи, а в четыре я постараюсь, чтобы все мои домочадцы улеглись спать. В это время соседка будет у себя дома. Она будет тебя поджидать к четырем часам, и от нее ты узнаешь, вернется муж или нет. Во всем следуй ее словам. Прошу тебя только об одном: поменьше полагайся в этом деле на своих слуг, ибо, если какой-нибудь из них уйдет от тебя, что случается нередко, он потом станет повсюду о нас разглашать.
Латтанцио, услышав эти неожиданные речи и видя, как сверкают глаза Катерины, которая так и пылала любовью, почел себя самым счастливым и довольным человеком на свете и, полный восторга и радости, не чувствовал под собою ног, не зная, что ему и сказать. Однако, собравшись с мыслями, он рассыпался перед дамой во всевозможных любезностях и обещал, что отправится один к соседке, скрывая от всех слуг свою любовь. Так с сердцем, пребывающим в море блаженства, он вернулся домой. В этот вечер он ел и пил мало, так как был совершенно опьянен неожиданной радостью и думал о том, как бы ему не ударить лицом в грязь. Когда пробило четыре часа, он отправился в полном одиночестве прямо к соседке, которая поджидала его у открытой двери. От нее он узнал, что муж дома не ужинал и ночевать не будет, и что у Катерины был брат с каким-то дворянином, который ей неизвестен, и что она видела, как все ушли. Поговорив еще о разных вещах, Латтанцио расстался с ней и пошел по тропинке. По знаку, которому его научила соседка, старуха, стоявшая на своем посту, тихонько открыла дверь, через которую он с трудом протиснулся, так как большущая посудина мешала двери распахнуться пошире. Потом старуха тихонько провела его в комнату мадонны. Какова была встреча, ласки и объятия новоявленных любовников, как они забавлялись утешались в кровати, было бы слишком долго рассказывать, только назавтра Катерина клялась своей соседке, что в эту ночь она получила столько удовольствия, сколько не получала за всю свою супружескую жизнь.
Прежде чем занялся день, Латтанцио, довольный и усталый; ушел, поцеловав свою возлюбленную более тысячи раз. При выходе он дал десять золотых дукатов доброй старухе, прося ее верно служить своей госпоже, а он уж в долгу у нее не останется. Старуха, никогда не державшая в руках столько денег, очень благодарила его и была весьма довольна. Латтанцио, вернувшись домой, лег спать, так как всю ночь предавался любовным утехам.
Так дело шло своим чередом, и почти весь год Латтанцио забавлялся с дамой, и оба тешились наилучшим в свете образом. За это время соседка получила от Латтанцио много дукатов, не считая того, что он обещал ей, когда подрастет ее сын, взять его к себе в пажи. Так наслаждались взаимно любовники, как я уже говорил, приблизительно около года, ибо, начав свои утехи во время карнавала, они продолжали их до наступления карнавала следующего года. Муж Катерины, не скажу пр какой причине, стал задумываться, нет ли у нее какого-нибудь любовника, который вместо него исполняет все его обязанности, так как сам он редко с ней утешался. И вот, воспылав ревностью, он, против обыкновения, стал больше бывать дома, особенно по ночам. Любовникам это было совсем не по душе.
Наступил великий пост, и муж решил, если ему удастся, подслушать исповедь своей жены. Вбив себе это в голову, он отправился в церковь св. Анджело повидаться с тем священником, у которого обычно исповедовалась Катерина, и принялся так его обхаживать, так надоедал ему, что тот, будучи и сам не прочь половить рыбку в мутной воде, дал себя обморочить и пообещал устроить его рядом с собой в исповедальне, чтобы он смог подслушать исповедь жены. Сговорившись окончательно и дав монаху много дукатов, которые тот принял в плащ, не желая дотрагиваться до них руками, ревнивец стал с нетерпением дожидаться дня, когда жена пойдет к исповеди.