Итальянская новелла Возрождения

Чинтио Джиральди

На благоразумные слова монаха Джульетта, несколько успокоившись, отвечала:

— Я вижу, падре, что намерение мое вам не по душе, и я вам верю; посоветуйте же и научите, как мне развязать тот запутанный узел, в котором я, несчастная, очутилась, и как мне с наименьшими страданиями свидеться с моим Ромео, ибо без него мне нет жизни. И если вы мне никак помочь не можете, то по крайней мере помогите мне не быть ничьей женой, раз я не могу принадлежать Ромео. Он мне говорил, что вы великий знаток трав и всяких иных лекарств и умеете делать настойку, которая через два часа без всякой боли умерщвляет человека. Дайте мне ее в таком количестве, чтобы я могла избежать рук этого разбойника и губителя, ибо другим способом вы не вернете меня Ромео. Он любит меня так же, как и я его, и согласится скорей видеть меня мертвой, чем в объятиях другого. Вы избавите меня и всю мою семью от

величайшего позора, ибо, если нет иного пути спасти мое утлое суденышко, которое носится без руля по этому бушующему морю, я даю вам слово и сдержу его, что однажды ночью острым кинжалом покончу с собой, вскрыв вены на шее, ибо я лучше умру, чем нарушу клятву супружеской верности, данную Ромео.

Монах был человек многоопытный, исколесил на своем веку много стран и повидал множество диковинных вещей; особенно хорошо ведомы ему были свойства трав и камней, и был он одним из величайших знатоков магии тех времен. Он умел составлять снотворное из смеси всяких трав, которую превращал в мельчайший порошок, обладающий чудесной силой: если развести его в воде и выпить, человек через полчаса засыпал таким крепким сном и все чувства его настолько притуплялись, что даже самый ученый и опытный медик не мог бы сказать, что человек этот жив.

В таком оцепенении человек мог пробыть сорок, а иногда и больше часов — в зависимости от количества принятого порошка и состояния организма. Когда действие порошка прекращалось, принявший его — будь то мужчина или женщина — просыпался как ни в чем не бывало, словно после долгого сладкого сна.

Услышав о смелом намерении безутешной молодой женщины, монах, движимый жалостью, еле сдерживая слезы, печальным голосом сказал:

— Послушай, дочь моя, не говори о смерти, ибо уверяю тебя, что раз ты умрешь, ты уже никогда больше на землю не вернешься, разве лишь в день страшного суда, когда все мертвые воскреснут. Я хочу, чтобы ты думала о жизни, пока будет угодно господу. Он дал нам жизнь и хранит ее, он же и возьмет ее, если на то будет его воля. Отгони же от себя эти мрачные мысли. Ты еще молода, ты должна наслаждаться жизнью и любовью со своим Ромео. Не сомневайся же, мы найдем средство спасти тебя. Как тебе ведомо, я в этом великолепном городе пользуюсь всеобщим почетом и уважением. Узнай люди, что я способствовал твоему браку, стыд и позор пали бы на меня. Что же будет со мной, если я дам тебе яд? Но яда у меня нет, да и имей я его, я все равно тебе его не дал бы, ибо это значило нанести смертельное оскорбление господу, и я потерял бы уважение всех. Ты, вероятно, слышала, что нет такого сколько-нибудь важного деяния, в котором не принял бы я участия; не прошло еще двух недель, как синьор города привлек меня к делу величайшего значения.

Поэтому, дочь моя, я охотно сделаю все для тебя и Ромео и ради твоего спасения буду стараться, чтобы ты принадлежала ему, а не этому Лодроне. Я не дам тебе умереть. Но надо, чтобы никто никогда о моей помощи не узнал. Будь же смелой и твердой и решись сделать то, что я тебе прикажу. Вреда тебе никакого не будет. Слушай меня внимательно.

С этими словами монах показал Джульетте порошок, поведав ей о его чудесных свойствах и о том, что много раз он его испробовал и всегда порошок этот оказывал превосходное действие.

— Дочь моя, — сказал ей монах, — мой порошок столь чудодействен и обладает столь необыкновенной силой, что без вреда для твоего здоровья он усыпит тебя, как я тебе уже говорил, и во время твоего безмятежного сна ни один врач, будь то Гален, Гиппократ, Мезуе [200] или Авиценна и весь сонм величайших медиков, ныне существующих или живших когда-либо, увидя тебя и пощупав твой пульс, не смогут не признать тебя мертвой. Но когда ты проснешься в положенный час, ты встанешь такая же красивая и здоровая, как поутру встаешь с кровати. Ты выпьешь это снадобье, когда взойдет заря, и вскоре уснешь, а в час, когда все поднимаются, твои домочадцы, увидя, что ты еще спишь, захотят тебя разбудить и не смогут. Ты будешь без пульса и холодная как лед. Позовут врачей и родственников, и все будут, разумеется, считать тебя умершей, и к вечеру тебя положат в родовой склеп Капеллетти. Там ты будешь спокойно отдыхать всю ночь и следующий день. На вторую ночь я и Ромео придем за тобой, ибо я через посланца извещу его обо всем. Он тайком отвезет тебя в Мантую, и ты будешь скрываться там, покуда не наступит благословенный мир меж вашими семьями, и эта надежда дает мне силу добиваться его. Если ты не согласишься на мое предложение, тогда я не знаю, чем тебе еще можно помочь. Но слушай, как

я уже сказал, ты должна все хранить в тайне, иначе ты повредишь и себе и мне.

200

Арабский врач, автор фармацевтического трактата, очень распространенного в Италии XVI–XVII веков.

Джульетта ради своего Ромео готова была броситься в пылающий горн, а не то что очутиться среди мертвецов в склепе, и она полностью доверилась речам монаха, без всяких колебаний согласилась и так сказала ему:

— Падре, я сделаю все, что вы мне прикажете, и предаю себя вашей воле. Не сомневайтесь, я никому не скажу ни слова и буду все хранить в строжайшей тайне.

Монах без промедления побежал в келью и принес Джульетте щепотку порошка, завернутого в клочок бумаги. Молодая женщина взяла порошок, положила его в один из своих карманов и принялась осыпать благодарностями фра Лоренцо. Монах же с трудом мог поверить тому, что девочка сумеет проявить такую смелость и мужество и позволит себя запереть в гробнице среди мертвецов, и сказал ей:

— Скажи, дитя мое, ты не боишься Тебальдо, который так недавно был убит и теперь лежит в склепе; он, вероятно, уже издает зловоние.

— Падре, — отвечала Джульетта, — не беспокойтесь, если бы мне даже пришлось пройти все адские муки, чтобы обрести Ромео, я не побоялась бы и геенны огненной.

— Да пребудет с тобой господь, — сказал монах.

Джульетта, ликуя, вернулась к матери и по дороге из монастыря домой сказала ей:

— Мама, милая, верьте, что фра Лоренцо святой человек. Он так утешил меня своими ласковыми и святыми речами, что я почти избавилась от угнетавшей меня тоски. Он мне прочел по поводу моего состояния самое благочестивое наставление, какое только можно себе представить.

Мадонна Джованна, видя дочь повеселевшей и услышав ее слова, страшно обрадовалась, что она утешилась и успокоилась, и сказала ей:

— Дочь моя дорогая, да благословит тебя бог! Я так рада, так рада тому, что у тебя веселей на душе! Мы обязаны столь многим нашему духовному отцу! Возблагодарим же его и поддержим нашей милостыней, ибо монастырь бедный, а он каждый день молит бога о нас. Вспоминай о нем почаще и посылай ему хорошие дары.

Мадонна Джованна полагала по притворно веселому виду Джульетты, что она действительно рассталась со своей прежней тоской. Она сказала об этом мужу, и оба, крайне довольные, перестали подозревать, что Джульетта в кого-то влюблена. Догадаться об истинной причине ее тоски они не могли, и им казалось, что этому виной смерть Тебальдо или еще какое-либо печальное событие. Родители считали Джульетту еще слишком юной и охотно, не будь задета их честь, года два-три держали бы ее при себе; но дело с графом зашло чересчур далеко, и отказ от того, что было уже твердо решено, мог вызвать большие разговоры.

Приближался назначенный день свадьбы, и для Джульетты приготовили пышные и богатые одежды и драгоценности. Поутру она встала веселой, смеялась и шутила, и часы казались ей годами, так хотелось ей поскорее выпить снотворный порошок. Пришла ночь, а на следующий день, в воскресенье, должно было состояться венчание. Джульетта, не говоря никому ни слова, приготовила стакан с водой и поставила его у изголовья своей кровати, так что кормилица ничего не заметила. Ночью она почти не сомкнула глаз, терзаемая противоречивыми мыслями. Когда забрезжил рассвет и ей надлежало выпить воду с порошком, внезапно представился ей Тебальдо с пронзенным шпагой горлом, истекающий кровью. Она подумала, что, быть может, ее похоронят рядом с ним, а вокруг гробницы будут лежать еще трупы и голые кости, и холод пронизал ее всю насквозь, по телу побежали мурашки, и, охваченная страхом, Джульетта задрожала, как листочек на ветру. Она покрылась ледяным потом, ибо ей казалось, что мертвецы разорвут ее на тысячи мелких кусочков. Охваченная невероятным ужасом, она не знала, как ей поступить. Потом, собравшись с мыслями, она сказала себе;

— Горе мне! Что собираюсь я делать? Куда же положат меня? А вдруг я очнусь раньше, чем подоспеют падре и Ромео, что тогда будет со мной? Смогу ли я вынести то зловоние, что исходит от разложившегося трупа Тебальдо, когда я не могу терпеть ничтожного дурного запаха? А может быть, в гробнице гнездятся тысячи червей и змей, которые вызывают во мне страх и отвращение? И если я вся содрогаюсь при мысли об этом, то как же буду я терпеть, когда они будут кишеть вокруг меня и ко мне прикасаться? Разве я не слышала столько раз, что рассказывают о страшных вещах, происходящих ночью не только в гробницах, но и в церквах и на кладбищах?