Итальянские новеллы (1860–1914)

Пиранделло Луиджи

Они сели в лодку; втаскивать на борт красноносого господина было не слишком приятно, зато я почувствовал себя вполне вознагражденным, когда маленькая ручка мисс Харриет на мгновение оперлась на мою руку. Вторая девушка прыгнула в лодку без всякой помощи.

Озеро было гладко как зеркало. Из Каваллино в Лугано можно без труда добраться за полчаса, но, признаюсь честно, я не торопился. Никто не обращал на меня внимания, и я мог в свое удовольствие разглядывать мисс Харриет. Мне казалось, что я уже влюблен в нее, что могу грести хоть месяц, только чтобы шепнуть словечко в маленькое розовое ухо и быть выслушанным; хоть год, чтобы поцеловать нежную щеку и не получить отпора; хоть целую жизнь,

чтобы добиться поцелуя этих прелестных губок и ответить на него.

— Вот наказание! — ворчал папаша, пока я производил эти сложные математические расчеты. — Этак мы и к завтрашнему дню не попадем в Лугано. Харриет, прикажи этому лентяю грести как следует.

К моему великому удовольствию мисс Харриет ответила, что озеро очаровательно, а в Лугано слишком шумно. Потом спросила меня, как называется отвесная скала над Вальсольдой.

— Пик Крессоньо, — ответил я.

— Крессоньо? А что значит Крессоньо?

Она не поняла моего ответа, и ее сестренка рассмеялась. Улыбнувшись, я сказал ей по-французски:

— Крессоньо — c’est le nom du village, que vous voyez l`a-bas [118] .

Мисс Харриет удивленно взглянула на меня, и я поспешил объяснить ей, что мне доводилось служить лодочником на Женевском озере.

Завязался оживленный разговор. Старик не знал по-французски ни слова, мисс Берта, младшая из сестер, изъяснялась с трудом, зато Харриет говорила превосходно. Она забросала меня вопросами об озере и горах, и я, желая произвести на нее впечатление, вышел из своей роли и стал говорить скорее как поэт, чем как лодочник. Я указал ей на мою Орию, видневшуюся вдалеке, добавив, что в одном из домиков на самом берегу Луганского озера, у подножия горы, заросшей оливами, лаврами и виноградными лозами, живет молодой итальянский писатель, что мне случалось катать его по озеру и это было очень приятно, особенно в грозу. Я постарался описать своевольную красоту грозы, ярость вспененных волн, изменчивые оттенки гор и воды, сверкание молний над скалой Крессоньо.

118

Это название вон той деревушки (франц.).

— Харриет, — прервал меня папаша, — как будет по-итальянски «to row»? [119]

Он повернулся ко мне и буркнул!

— Remare, remare! [120]

Я не мог сдержаться и от души рассмеялся; девушки присоединились ко мне.

Он пришел в бешенство, прикрикнул на дочерей и заявил, что я — несносный грубиян.

Несколько минут никто не решался заговорить, и я приналег на весла. Младшая сестра с любопытством смотрела на меня, но, к моему огорчению, мне ни разу не удалось встретиться глазами с мисс Харриет. Казалось, она избегает моего взгляда.

119

Грести (англ.).

120

Грести, грести! (итал.).

Первой заговорила Берта.

— По-моему, он очень неглуп, — сказала она вполголоса.

— Может, и не глуп, но, безусловно, болтлив и нахален, — ответил отец.

Я страшно забавлялся, слушая этот диалог и последовавший за ним спор, во время которого мисс Харриет не раз поглядывала в мою сторону.

— Типичный

лодочник, — сказал отец. — Смотрите, какие у него оттопыренные уши.

Затем он сделал явно неблагоприятное для меня открытие, что я похож на «нашего Джека». Кто такой «наш Джек»?

Судя по негодующим восклицаниям девушек, у меня были все основания заподозрить Джека в том, что он — обезьяна. Особенно горячо защищала меня младшая. Мисс Харриет подвергла сдержанной критике искусство природы, сотворившей мое лицо, и сказала, что в целом я произвожу довольно приятное впечатление, но что во мне есть какие-то черты, и располагающие к себе и вместе с тем заставляющие насторожиться.

Я не знал, куда смотреть и что делать, и страшно боялся себя выдать. Мы уже приближались к Лугано, и я спросил мисс Харриет, где их высадить.

— У виллы Черезио, возле гостиницы «Парк», — ответила она.

Тогда я осведомился, не собираются ли они завтра совершить прогулку на лодке и не прикажут ли мне явиться за ними. Мой вопрос послужил поводом для препирательств между мисс Бертой и ее отцом: она настаивала на том, чтобы принять это предложение, а он был не расположен воспользоваться моими услугами.

— Папочка! — умоляла девушка. — Такая прелестная лодка!

Казалось, она вот-вот расплачется. Мисс Харриет спросила, куда я рекомендую им поехать. Я предложил отплыть из Лугано в девять утра, добраться до Сан-Маметте, посетить живописную Вальсольду, вернуться к завтраку в Сан-Маметте и оттуда возвратиться в Лугано.

Папаша сдался.

— Мы могли бы пригласить на прогулку и Робертсов, — сказал он.

— Ну, конечно, пригласим Робертсов, — обрадовалась мисс Берта.

Мисс Харриет промолчала. Вид у нее был недовольный.

Я мысленно заверил ее, что не питаю никакой симпатии к этим докучным Робертсам и что, на мой взгляд, они вполне могли бы оставаться дома.

Когда мы подплывали к вилле Черезио, мисс Берта вдруг захлопала в ладоши и закричала:

— Вот и они! Вот Робертсы!

Ее отец просиял от удовольствия, а мисс Харриет пробормотала что-то невнятное. Мисс Берта вышла из лодки первой и протянула руку отцу; я тем временем спросил у мисс Харриет, ждать ли мне дальнейших распоряжений.

Она ответила, что ждать, положила на подушку монету в пятьдесят чентезимов и наклонилась к томику Гейне, который выглядывал из-под другой подушки, куда я недостаточно глубоко его засунул.

Улыбнувшись, она тихо сказала по-немецки:

— Haben Sie auch auf dem Rhein gerudert? [121]

И, не дожидаясь ответа, легко прыгнула на берег.

У меня от радости дрогнуло сердце. Ведь она дала мне понять, что проникла в мою тайну! Я чувствовал, что это — начало чего-то серьезного и очень для меня важного. Волнение мое было так сильно, что я не обратил внимания на Робертсов. Поглубже засунув Гейне под подушку, я сидел в лодке, размышляя о том, что из всего этого может получиться.

121

Вы были лодочником и на Рейне? (нем.).

Довольно долго никто из них не возвращался.

На берегу не было ни души, но из сада доносились голоса мисс Берты и ее отца вперемежку с незнакомыми мне голосами. Наконец к садовой решетке подошла мисс Берта, сопровождаемая элегантно одетым молодым человеком — по-видимому, мистером Робертсом, который на превосходном итальянском языке спросил, не могу ли я перевезти его в Кастаньолу.

Так как Кастаньола лежит на пути в Орию, то я ответил, что могу. Тогда девушка сказала мне по-французски: