Итальянское каприччио, или Странности любви

Осипова Нелли

«Умные руки», — подумала она, а вслух сказала:

— Можете смеяться над моими дурными манерами, но я буду есть мороженое долго и много.

— Прекрасно! — воскликнул Марио. — У меня теперь есть единомышленник.

Они ели вкуснейшее мороженое, греясь в нежарких лучах заходящего солнца. Где-то в деревьях пела неугомонная птица — очень похоже на российскую пеночку. Шум и жаркое дыхание города не долетали сюда. Все дышало спокойствием, ленью.

— Почему бы и Ленке не прийти к нам? — спросила Аня и, обратившись к Марио, добавила:

— Простите мою

бестактность, я не должна была этого говорить — ведь мы у вас в доме.

— Бог мой, мы с Леной такие же друзья, как с Франко, и она может приходить сюда как к себе домой.

— Пожалуй, я позвоню ей. — Франко поднялся и вошел в комнату.

Марио спросил:

— Может быть, хотите вместо сока вина?

— Нет, благодарю вас, все замечательно. Она откинулась в шезлонге.

«Может быть, это и есть тот островок, который дама в беде принимает за Большую землю?» — лениво подумала она, возвращаясь мысленно к тому разговору, который взволновал ее на приеме у Лены.

Глаза Марио лучились добротой и пониманием.

— Вам, наверное, не хватает в Москве Лены? Я наблюдал за вами — вы очень близки.

— Иногда просто безумно не хватает… Правда, она много ездила по работе в своей фирме, но всегда возвращалась, и мы устраивали пир разговоров.

— Пир разговоров? — переспросил Марио.

— Я неправильно выразилась.

— Нет, совершенно правильно, мне понравилось ваше выражение.

— Вы хорошо говорите по-английски, лучше Франко, — оценила Аня.

— Нам выделили одно место стажера в Америке, но у Франко начался роман с Леной, так что остался один кандидат — я, — объяснил Марио с такой улыбкой, что стало ясно: он не только тонкий, мягкий, деликатный и добрый человек, но у него хорошо развито чувство самоиронии. Ей вдруг сделалось легко и просто с ним.

— Вам понравилась Америка?

— Нет.

— Почему?

— Там слишком много итальянцев. В Нью-Йорке их больше, чем в Турине.

— Это плохо?

— Очень. Для изучения английского. Все норовят поговорить с тобой на родном языке.

Вернулся Франко.

— Сейчас Лена переоденется и прибежит сюда. Я предлагаю пойти в пиццерию, — объявил он.

— После мороженого? — спросила Аня. Марио улыбнулся ей понимающе.

— И в пиццерии есть мороженое, — нашелся Франко. — Хотя это уже нонсенс есть мороженое там, где можно получить пиццу.

— У нас в Москве в старое время мы с Леной после стипендии всегда бегали в одно и то же кафе и наедались мороженого до посинения.

— Воображаю — две красивые девушки с синими губами и сосульками на носах, — засмеялся Марио.

Аня ярко представила себе это зрелище, тоже рассмеялась и подумала: он сказал «две красивые девушки», уравняв ее с Леной. Интересно, его слова — дань вежливости или он так считает? Господи, что за дурацкие мысли лезут ей в голову?

— Но почему вы сказали «в старое время»? — спросил Марио.

— Потому что в годы перестройки на месте кафе сделали казино.

— Значит, у вас перестройка — это когда вместо кафе делают казино? — спросил, словно сделал открытие, Марио.

— К

сожалению, это самый безобидный пример.

— Вы жалеете, что старого уже нет?

— Очень сложный вопрос. Что понимать под старым? То, что было во времена моего детства? Так это будет ностальгия по детству, а не по старому.

Аня говорила медленно, подбирая английские слова, и по глазам собеседников чувствовала, что они внимательно и с интересом слушают ее.

— Если же говорить о Советском Союзе, то и здесь возникают сложные и противоречивые чувства… Конечно, мне немного грустно. Как, наверное, было грустно римлянину, когда рухнула Римская империя. Или англичанину, когда распалась Великая Британия. Я знаю, что на севере Италии есть сепаратисты, которые носятся с идеей отделения севера Италии от юга. Скажите, вам не стало бы грустно, если бы они победили и распалось государство, которое родилось здесь, в Турине, сто двадцать лет тому назад?

— Мне даже трудно такое представить, — признался Франко.

— А у нас пришлось резать по живому. Без анестезии, — грустно пошутила она, и Марио кивнул с улыбкой:

— Я понимаю.

— Сознание того, что ты участвуешь в неизбежном историческом процессе, — Аня умолкла, подбирая слова, — еще никому не облегчало принятия данного процесса.

Марио опять кивнул задумчиво:

— Все, что вы сказали, очень глубоко и интересно. Я никогда об этом не думал…

— И слава богу, что у вас нет такой необходимости. Раздался звонок в дверь. Пришла Лена.

— Наконец ты пришла! — воскликнул театрально Франко. — А то они затеяли такой интеллектуальный разговор, что я замерз, как от мороженого. Скорее едем отогреваться пиццей!

В машине Аня села на заднее сиденье рядом с Марио.

На повороте ее прижало к нему. Он не торопился отодвинуться, и она с удивлением обнаружила, что ей приятно ощущать прикосновение его мускулистого тела.

«Притулилась», — подумала Аня, вспомнив любимое словечко тети Поли, которая частенько, подперев правой рукой подбородок, а левой — согнутый локоть правой, подолгу смотрела на нее с нескрываемой жалостью и сочувствием, словно Аня была смертельно и неизлечимо больна, и с горестным вздохом произносила: «Тебе бы к хорошему мужику притулиться…»

…Крохотная пиццерия располагалась в тихом переулке: несколько столиков в зале и несколько на тротуаре под тентами, отгороженных от прохожих кадками с экзотическими растениями.

Хозяин сам принял заказ. Это означало, что они здесь завсегдатаи своего заведения. Поглядывая на Аню, он что-то советовал мужчинам.

— О чем они говорят? — спросила она у Лены.

— Они заказывают какую-то особенную пиццу. Марио говорит, что ты здесь впервые, и хочет, чтобы тебе понравилось.

Пицца действительно оказалась необыкновенно вкусной. Аня так и не могла толком разобрать, что туда входило. То ли дело в Москве — сыр, примитивная колбаса и томатная паста, вот и все… И вино, которое заботливо подливал ей Марио, показалось очень вкусным. Наверное, она начинала привыкать к сухому…