Итоги № 13 (2013)
Шрифт:
В дни приемных экзаменов, проходя через маленький садик перед входом в ГИТИС (мне так привычнее называть наш университет), невольно скользишь взглядом по лицам. С годами время смещается. Вон на лавочке с книжкой сидит мальчик с резко очерченным носом, на котором примостились очки. На другой с кем-то болтает паренек в клетчатой
Работа в институте дает, несомненно, одно небольшое, но замечательное преимущество. Время от времени мы, педагоги кафедры режиссуры, смотрим работы молодых людей, которые только что поступили, потом перешли на второй курс, затем на третий. Они все время меняются. Их никто, кроме нас, пока не знает. Не помню уже, в каком году это было, но хорошо помню, как мы смотрим очередной студенческий показ мастерской Фоменко. Самостоятельная работа какого-то пацана, который совсем недавно курил в том садике на лавочке. Александр Сергеевич Пушкин — «Русалка». И вдруг приходишь в ошеломление. Боже мой, как это сделано?! Совершенно не похоже ни на что предыдущее. И тут же лезешь в программку и запоминаешь фамилию — Карбаускис. А потом всплывает какой-то спектакль, о котором начинает говорить вся Москва. Кто поставил? Карбаускис. Тот самый? Да, тот самый. И вот теперь тот самый Миндаугас Карбаускис — художественный руководитель Театра Маяковского, который возглавляли когда-то Всеволод Мейерхольд, Алексей Попов, Николай Охлопков, Андрей Гончаров. А кто сейчас художественный руководитель? Это тот самый, который «Русалку» сделал в ГИТИСе.
Я работаю в этом театре и потому внутри всего в нем происходящего. Может быть, как мало кто, хорошо понимаю, что за труд взял на себя Миндаугас, придя на такой огромный океанский лайнер, со сложными механизмами, с тройным дном, с многочисленными палубами разных классов, пришел, чтобы попытаться чуточку развернуть этот корабль со знаменитым именем на борту. В какую сторону? Несомненно — в живую. Не все сразу выходит, и это естественно. Но то, что изменилось, чрезвычайно существенно. На наших глазах меняется интонация. Я знаю цену такой перемене. Я этот хлеб ел, переходя из одного московского театра в другой. Мне кажется, Миндаугасу уже очень многое удалось, что бы там ни писала горячо мной любимая критика, досужие блогеры и всезнающие театралы. Кучу глупостей уже успели высказать. Кто-то его подгоняет, кто-то сетует, что пролил мало крови, кого-то там недорезал. Даешь больше крови!.. А его литовский темперамент, и его понимание жизни, и понимание, сколь многосложен наш труд, уже сами по себе замечательны. Хорошо со стороны подойти и сказать: старик, ты вообще ошибся. Возможно. И не раз. Но разве может быть иначе?
Мне очень нравится, что в нашем фойе теперь висят фотографии маленькие, такие, какие висят в моем собственном доме. Нет больше на стенах больших цветных глянцевых портретов артистов. Хорошая затея нарисовать каких-то пузатых тетенек и дяденек и увенчать фотографиями. Нравится, потому что это усмешка. Не насмешка. Интонация совсем другая.
Кругом кишат революционеры, которые срубают все, что было до них. Мне эти революционеры не по душе. Мне по душе постепенная, подробная, как его режиссура, психологическая разработка материала — то, что делает Карбаускис.
Вынос мозга / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Вынос мозга
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
В прокате «Транс» Дэнни Бойла
Дэнни Бойл — культовая фигура. Что бы он ни делал, этому обеспечено внимание. Каждый фильм его взрывает аудиторию. Не так давно Бойл вернулся в театр и поставил «Франкенштейна» так, что исполнители главных ролей могли меняться местами. Спектакль стал настолько популярным, что его записали и показывали в кинотеатрах. В прошлом году Бойл стал постановщиком грандиозной церемонии открытия Олимпиады в Лондоне, где два символа империи — Ее Величество и агент 007 — спускались на поле стадиона прямо с небес. Под Новый год ему было предложено рыцарское звание, но он отказался: «Это буду не я». Сейчас все делают ставки, запустится ли долгожданный сиквел фильма «На игле». А лондонская премьера «Транса» вызвала большой ажиотаж. Данных бокс-офиса пока нет, прокат только начался. Да и бюджет фильма не оглашается, но он явно меньше, чем 25 миллионов фунтов стерлингов, на которые по ходу действия сделали ставку герои фильма. Скорее всего, это около 10 миллионов долларов — при попкорновом сюжете картина совершенно арт-хаусная.
Начинается все как нормальная афера. Арт-дилер Саймон (Макэвой), специалист по аукционам дорогих предметов искусства, героически пытается спасти во время ограбления самый дорогой лот — картину Гойи «Ведьмы в воздухе». Но около сейфа его поджидает бандит Франк (Кассель), отбирает кейс с шедевром и бьет по голове. Однако картины в кейсе нет, только рама. А в ушибленной голове Саймона нет никаких воспоминаний о том, куда он ее спрятал. Подручные Франка весьма жестоко пытаются вытрясти их из Саймона, но безрезультатно — амнезия. И тут появляется прекрасная гипнотизерша Элизабет (Доусон), выбранная самим Саймоном по объявлениям в Интернете. Промывая мозги клиенту, девушка понимает, что дело пахнет миллионами, и вступает в игру. Не обошлось и без любовного треугольника... А игра между тем запутывается, потому что Саймон, которому все это вынесло мозг, начинает гулять по своему подсознанию, да и вся компашка вместе с ним. И тут появляются наполовину отстреленные говорящие головы, червивые трупы и обнаруживается ключевая роль лобковых волос в истории изящных искусств...
Сюжет превращает в главного героя то одного, то другого персонажа, что кардинально меняет отношение зрителя к героям и просто шулерски путает реальность и подсознание, так что грех его пересказывать. Безусловно, это настоящее интеллектуальное развлечение.
Трещина в мире / Искусство и культура / Художественный дневник / Выставка
Трещина в мире
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Выставка
Выставка работ Арно Фишера в рамках биеннале «Мода и стиль в фотографии-2013»
Черно-белые кадры, живые лица и мир, которого больше нет, — 140 работ одного из знаковых фотографов ХХ века можно увидеть в Галерее искусств Зураба Церетели до 12 мая. К залу, где выставлены снимки, непросто пробраться — и это только на пользу. После того, как пройдешь все три этажа со статуями-гигантами и агрессивно пестрыми картинами, монохром и глубина пленки становятся еще притягательнее.
Экспозиция открывается самым известным снимком Арно Фишера, который история сделала символическим. «Трещина в стене» прекрасно иллюстрирует расхожее представление о склонности художника к предвидению. На фотографии — дом, который вот-вот рухнет, а в окне, точно над страшным разломом, — маленький человек, и лица его не разглядеть. Этот снимок Фишер сделал в 1953-м. А в 1961-м другая стена поделила столицу Германии на Западный и Восточный город. Фотографию в социалистическом лагере запретили публиковать по цензурным соображениям, она стала символом разобщенного Берлина. Ирония судьбы: политической фигурой сделали человека, которого политика интересовала меньше всего. Он ведь просто рассказывал о состоянии родного города после войны, о депрессии и ожидании перемен, о противоречии между личностью и обществом, между человеком и политической системой. Прошло 60 лет, а это по-прежнему более чем свежо: привет из Германии-1953 в России-2013 отдается эхом. К слову, в Москве и Ленинграде Фишер бывал. Его советские снимки нетривиальны: на них нет пионеров и первомайских демонстраций, зато проводница и лифтерша оказываются в правильном свете и оттого выглядят, как кинодивы. С портретами, особенно женскими, у фотографа вообще отдельные отношения, впрочем, и с кинодивами тоже. Важное место в экспозиции занимает серия портретов Марлен Дитрих — всего 5 снимков, не постановочных, будто случайных, а в них вся жизнь актрисы: кулисы, сцена, поклоны, лицо в свете софитов и в тени. Говорят, эти нетипичные работы так понравились Дитрих, что она попросила автора передать ей негативы. Арно Фишер вообще был революционером в гламурной фотографии: для журнала Sibylle он снимал моделей не в студии, а на улицах и в промышленных интерьерах. Может, именно поэтому герои этих снимков кажутся очень сегодняшними и совсем не глянцевыми.