Итоги № 20 (2012)
Шрифт:
— Приспосабливаться и хорошо считать. В 2004-м я читал курс студентам и с ними рассчитывал бюджет для «Братьев». И оказалось, что надо потратить 225 тысяч долларов, а заработаю я 540 тысяч. Через год студенты меня спрашивают: «Ну как?» Говорю: «Все так, только заработал я на 200 тысяч больше». Главное, придерживаться определенной схемы. Если зарабатываешь 100 рублей, 40 обязан потратить на следующий альбом. 40 процентов — золотой стандарт. Я подписывал в 2001 году первый договор с компанией Sony по какому-то проекту, смотрю: у них 37 процентов идет на развитие. Я понял, что мои 40 процентов правильные. В чем секрет Мика Джаггера? В том, что в 60-х годах, пока все пили, курили и кололись, он ходил в школу юного бухгалтера и учился: 2+2 фунта = 4 фунта. «Роллинги» звонили продюсеру Алану Кляйну и вопрошали: «Где деньги, нам нечем оплатить межгород?»
— Это что за история?
— А они мне все время говорили: «Давай мы на эти 40 процентов не клип снимем, а поедем на остров Хайнань и отдохнем. А давай мы запишем альбом не в Новой Зеландии, а в Москве. Сэкономим 20 тысяч...» И так бесконечно. Боря говорил: «Я в такси за 200 рублей не могу ехать, только за 3 тысячи теперь могу». Вот куда уходят деньги. Вместо музыки люди начинают тратить на себя, и группа умирает потихоньку.
— Леонид, а как вы в кино оказались?
— Меня пригласили как музыкального продюсера фильма «Самоубийцы», который недавно вышел в прокат. Продюсер фильма и сорежиссер Александр Стриженов. На мой взгляд, получилась настоящая рок-н-ролльная киноистория. Там снялись Акиньшина, Стычкин, Воробьев, Башаров, Куценко... Фильм человечный, добрый, с юмором. Стриженов сказал: «Я не хочу попсу, я хочу, чтобы был рок-н-ролл». И я подобрал 20 произведений, начиная с «Аквариума», «Воплей Видоплясова». В музыке постоянный драйв. Я все-таки 15 лет делал дискотеки и умею компоновать музыку. Мне все говорят, что саундтрек потрясающий.
— Вы говорили, что пишете книгу. Мемуары?
— Нет. Я был знаком с разными необычными, интересными людьми, начиная с приморского рок-патриарха Андрея Масловского. Плюс Лагутенко, Земфира, Боря Грим, Алексей Ракитин. Хочу собрать в единого персонажа, проанализировать, что это такое. А это целая эпоха, между прочим. Там несколько поколений будет представлено.
— Что вам сегодня нравится и не нравится в роке?
— Я не могу слушать людей, которые занимаются бардовской песней в роке. Другое дело музыканты-философы, как Гребенщиков или Майк Науменко. Иногда такие явления попадаются на моем пути, и это как откровение. Недавно я испытал нечто подобное, встретив девушку из Латвии, Софью Курбатову. Ее песню «Саманта Смит» скоро будут знать миллионы. А до этого я что-то похожее наблюдал в 2010 году, когда работал с Алексеем Ракитиным и его группой «Plastика». Сожалею, что не смог довести его до вершины.
— Почему Алексей не пошел дальше?
— Понимаете, в популярной музыке ты либо хочешь бороться за себя, либо сдаешься. Человек сдался. Прошло уже два года, и сегодня мало кто его знает. Ведь когда появилось все это протестное движение, песня «Они считают нас быдлом» могла бы стать просто гимном оппозиции. У него много социальных песен, но это не надуманный пафос.
— Где он сейчас?
— Алексей живет в Орле с родителями-учителями, сам учитель. Его ученики ходят на его концерты. И, как настоящий интеллигент, он отказался прекратить преподавание. Насколько я понимаю, он пишет песни для певицы Ёлки. Его стали эксплуатировать как машинку для написания песен. В общем, людей у нас умеют покупать. Но я вам могу сказать на полном серьезе вот что. Для меня все эти 35—150 тысяч, которые вышли на Болотную площадь и на проспект Сахарова, ничего не значат, пока там не появится Алексей Ракитин.
— Почему?
— Потому что Ракитин — представитель провинциальной интеллигенции. Которая привыкла думать, что губернатор, начальник РОНО — плохие люди, а в Кремле сидят хорошие. И пока их не переубедишь, они не поднимутся. А людей этих, между прочим, огромная масса, и они способны перевернуть Россию, если проснутся. Но пока они воспитывают подростков, которых потом власть возит на селигеры. Без помощи музыкантов тоже ничего не получится. Музыканты должны
Слушайте все / Искусство и культура / Искусство
Слушайте все
/ Искусство и культура / Искусство
Московский Пасхальный фестиваль устроил россиянам пир высокой музыки
XI Московский Пасхальный фестиваль завершился. Придуманный в начале 2000-х его худруком маэстро Валерием Гергиевым, он сразу покорил обе столицы и вырвался на просторы нашей необъятной. Его по-прежнему поддерживают правительство Москвы и Министерство культуры Российской Федерации, благословляет патриарх, несмотря на то что во всех трех институциях за это время сменились главы. Между концертами в Москве и Петербурге основная сила фестиваля — оркестр и вокалисты Мариинского театра — радует хорошей музыкой не балованных жителей севера, юга и центральной части России: их послушали в 10 городах. А вообще в этом году от Пасхи до Дня Победы музыканты дали 150 концертов, если считать вместе симфоническую, хоровую, камерную и звонильную программы. Кажется, куда уж лучше и больше? Однако как всякий живой организм — а Пасхальный еще какой живой — фестиваль уже думает о завтрашнем дне, и разбор полетов для него занятие не пустое.
По благословению
Название фестиваля — Пасхальный несет определенные обязательства. В этом году на открытии громадной хоровой программы мариинцы исполнили Stabat Mater для солистов, хора и оркестра, написанный бывшим студентом Московской консерватории митрополитом Иларионом (Алфеевым). Конечно, концерт планировался задолго до скандалов вокруг РПЦ, на которые Гергиев обращать внимание не стал. Другой разговор, что РПЦ, возможно, недооценивает вклад Пасхального фестиваля в улучшение своего имиджа. А ведь после открытия программы в Зале церковных соборов храма Христа Спасителя было еще 53 благотворительных концерта, и под сводами церквей звучала духовная музыка хоров из Казани и Еревана, а византийские напевы греческого «Филатоните» и болгарского «Детска Китка» дополняли поющие католики церкви St. Egidien из Нюрнберга и другие непривычные певчие (хор имени Монтеверди из Будапешта, камерный Austrums из Риги, даже «Моран» из Тель-Авива). Мало того, звонильная программа в этом году охватила 33 храма Москвы и Подмосковья и петербургский Петропавловский собор, поднять глаза к небу заставляли почти четыре десятка звонарей. Выходит, за одиннадцать лет не РПЦ, а именно Пасхальный фестиваль превратил звонарное искусство из любительского в профессиональное и из маргинального в общедоступное.
Звездопад
Много лет фестиваль мирился — и продолжает мириться — со слабыми с точки зрения акустики площадками. В регионах России на это еще можно худо-бедно закрывать уши (хотя для богатых регионов это позор), но в столице бедность залов чуть не дискредитировала благую идею. В этом году Пасхальный получил в комплект к достойному петербургскому Концертному залу Мариинского такой же достойный в Москве — фестиваль угнездился в свеженьком, только после реставрации Большом зале консерватории. В основном с его сцены и прозвучал цикл симфоний и других сочинений Сергея Прокофьева. И хотя маэстро спросил меня: «Как думаете, Москва лучше пойдет на звезд или на Прокофьева?» — ответ, конечно, ему был известен.