Итоги № 31 (2012)

Итоги Итоги Журнал

Спасти рядового идальго

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Балет

Премьера новой редакции «Дон Кихота» в Михайловском театре

Этот шедевр — чудо балетной бессмыслицы. Главным героем считается рыцарь печального образа, на самом деле в главных — дочь трактирщика Китри и ее жених Базиль. Канва романа Сервантеса так плотно расшита дополнительными мотивами, что саму ее уже и не видно: Дон Кихот остается «пешеходом», не мешающим ни танцам испанских грандов, ни сцене сна с амуром и дриадами, ни шикарному гран-па Китри и Базиля. Дал повод — и ладно. Вообще же за без малого полтора века хореография Мариуса Петипа и Александра Горского и особенно сборно-разборная партитура Людвига Минкуса постоянно привлекали к себе внимание профессионалов, всем

хотелось чего-то добавить-убавить-улучшить. Не минула сия чаша и Михаила Мессерера, умеющего подогнать классику любой сложности под труппу любого уровня — от «Ковент-Гардена» до Оперы Стамбула, да так, что она «садится» без морщин. Этим своим умением он ошарашил года три назад, когда никакая труппа Михайловского почти с нуля сдюжила достойное «Лебединое озеро». Сейчас сказать бы, что после того «Лебединого…» театр справился с «Доном…» играючи, но нет. Как это бывает в наших широтах, с тех пор началась борьба хорошего с лучшим: театр ввел в репертуар современные балеты Начо Дуато, а поскольку труппа осталась прежней и на два профиля не разбилась, классику подзапустили. К слову, балетные примы, кожей чувствующие упущенные возможности, дружно ринулись в декретные отпуска. Но это все бэкграунд спектакля. А на парадном показе сцена порой прямо искрила: стоящий у дирижерского пульта опытнейший мэтр Павел Бубельников не давал спуску ни солистам, ни труженикам тыла. Аллегро — значит аллегро, и извольте шевелить ногами в нужном темпе. В результате и зрители, привыкшие, как в цирке, награждать аплодисментами всякий удачный трюк, копили эмоции и разражались овацией, только когда положено — в конце акта. Художественный градус накалялся.

Внимательный глаз различил бы за темпом и искрами важные детали. Например, умучившие Санчо Пансу подружки оживляют почти утерянный «каблучный» балет, а на испанской площади цветут характерные и демихарактерные танцы, бывшие некогда гордостью русской школы. Пор де бра, они же движения рук, в сцене сна сделали бы честь любому большому театру. И вот оно, знание законов сцены: только очень опытный глаз распознает, как постановщик устраивает толпу силами скромной по размерам труппы.

Справедливо, что закрывать сезон в Михайловский приехала его главная звездная пара Наталья Осипова и Иван Васильев. Они сейчас делят время между «Американ балле тиэтр» и «Ла Скалой» и даже позволяют себе манкировать приглашениями Баварской оперы, а от работы в Большом остались одни воспоминания: только что Большой жаловался, что не смог дозвониться Васильеву с деловым предложением. Но Михайловский — совсем другое дело. Здесь у Оси — Васи кров и дом, петербургские зрители воют от одного их появления на сцене, а заполонившие Питер непуганые евротуристы просто идут пятнами от такого extraordinary Russian Ballet. Можно, конечно, сердиться на публику, что она простодушно ждет трюк и — спрос рождает предложение — его получает. Звездная парочка Осипова — Васильев не может отказать ей и себе в удовольствии и лихо скручивает лишние финты пополам с прочей отсебятиной. Но между этими залпами зрелищности международного образца зал получает качественную русскую классику. Желаем Михайловскому здравого смысла и сил, чтобы ее холить и лелеять.

Сбежавшие от куратора / Искусство и культура / Художественный дневник / Выставки

Сбежавшие от куратора

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Выставки

В Москве проходит III Международная биеннале молодого искусства

Главное художественное событие московского лета — III Международная биеннале молодого искусства. Начиналось все неформально, хотелось показать молодую поросль, которая еще не попадала на серьезные взрослые выставки. Проект назывался «Стой! Кто идет?», его придумала Дарья Пыркина и начала приглашать к участию зарубежных авторов. Сейчас от старого фестиваля остался только логотип, а само мероприятие стало в полной мере официальным — подключились Министерство культуры, мэрия, и возникла идея передать проект в руки маститых кураторов международного класса: Катрин Беккер от Германии и Елене Селиной от России. Главные выставочные пространства в Москве — Центральный дом художника, Музей современного искусства и Государственный центр современного искусства — оказались в их распоряжении. Вроде бы беспроигрышная ситуация, чтобы сделать отличный проект.

Результат — пустые залы. Да и сама биеннале на фоне нашпигованных

произведениями выставок, к которым привык наш зритель, покажется пустынной. Инсталляции, объекты, фотографии — обязательный набор жанров современного искусства. Скука и полное отсутствие драйва. Произведения вялые, как будто выставляется не молодежь, а старцы. Невозможно определить происхождение работ. Авторы из Турции, Аргентины и Словакии говорят на абсолютно одинаковом языке — языке академизма современного искусства, который преподается более или менее одинаково во всех странах, кроме России.

Катрин Беккер и Елена Селина работают с ориентацией на международный контекст. В этом смысле выставку можно рассматривать как оппонирование Берлинскому биеннале, на котором была показана принципиально другая картина молодого поколения и выставлено полное эмоций политическое искусство (весь первый этаж выставки был отдан под лагерь Occupy). В Москве же молодое поколение предстает вполне индифферентными художниками, которые делают отчужденные формальные вещи, порой чисто декоративные. И хотя технически их уровень высок, невозможно отделаться от ощущения, что перед нами отчет выпускников какой-нибудь школы современного искусства — это работы аккуратистов, сделанные на твердые четыре балла, чистые, но без сколько-нибудь значимых прорывов. Поэтому человек, знакомый с московской художественной ситуацией, озирается с изумлением. Куда делось настоящее молодежное искусство, приперченное Sex, Drugs, и Rock'n'Roll, которым всегда славилась Москва?

Ушло на «Фабрику»! Есть такое место в Москве: старая фабрика по производству картонной тары, цеха которой некоторое время назад стали центром молодежного самостийного искусства — без контроля куратора и институционных инспекций. Там в рамках биеннале проходят самые яркие выставки «Бестиарий» и «Варвары». Первая напоминает кунсткамеру. Выставлены как бы объекты каких-то тайных культов и археологические находки: останки странных существ, похожих на мамонта, огромный ошейник будто бы Голема. Экспозицию венчает хрустальный гробик в духе саркофага Ленина, в котором уложена тушка двуглавой выдры. Это набор объектов не только эстетического, но и этнографического и антропологического характера, что характерно для традиции московского концептуализма, где произведение зависало на границе разных дисциплин. Сами интерьеры и остатки оборудования с фабрики органично вошли в экспозицию. Для художников они ценны как проявление современной эстетики. Полуразрушенная фабрика становится метафорой нашего существования. И именно сюда сбежали художники от институций и благонамеренных кураторов, как сбегают с уроков славные прогульщики.

Контраст этих выставок подтверждает общее правило для России — искусство нещадно выхолащивается, лишь только соприкасается с госструктурами. И хотя добраться на «Фабрику» сложнее, начинать осмотр биеннале следует именно с нее.

Их нравы / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

Их нравы

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

В прокате «Темная лошадка» Тодда Солондза

Автор фильма Тодд Солондз в общем-то тоже темная лошадка, способная иногда обставить фаворитов, как это случилось с его самым успешным фильмом «Счастье», ставшим визитной карточкой режиссера. Он признанный мастер так называемого независимого кино, работающий с драматургическим материалом, которым никогда не вдохновятся большие студии. Но и публика у него специфическая. Солондз снимает кино о неврозах и комплексах американцев, как и Вуди Аллен, но в герои выводит не среднестатистических чудаков, а реально людей, обделенных всем — удачей, умом и т. п. Его первый фильм назывался «Страх, тревога и депрессия». И дальнейшие названия («Добро пожаловать в кукольный дом», «Счастье», «Сказочник») прикрывали то же самое. Герои Солондза будто встали в очередь за счастьем, когда уже перед закрытием магазина продавец кричит кассиру: «Больше не пробивать!»

Вес героя «Темной лошадки» Эйба (Джордан Гелбер) перевалил за сто кило, ему за тридцать, а его IQ куда ниже, чем возраст. Вопреки американским стандартам он живет с папой (Кристофер Уокен) и мамой (Миа Фэрроу) в своей старой детской комнате, обклеенной плакатами с героями комиксов. Про таких у нас говорят: в семье не без урода. Впрочем, Солондз скорее считает норму аномалией. Фэрроу и Уокен играют на грани клоунады. Они неузнаваемы, изуродованы париками и похожи не на себя, а на пародии какого-нибудь Галкина. Даже младший брат (Джастин Барта), которого Эйбу ставят в пример — успешный доктор, самостоятельный человек, — все равно с какой-то червоточиной.