Итоги № 31 (2013)
Шрифт:
— В российской традиции клоун — свой, домашний, добрый дядя. А в европейской, американской традициях нередко клоун — это зловещая фигура, воплощение зла. Почему так получилось, на ваш взгляд?
— В этом изменении имиджа веселого клоуна виновата американская культура. Они это сделали не со зла, а ради денег — если на этом можно заработать, можно изменить имидж. Основа драматургии — конфликт, столкновение, в том числе добра со злом. Тогда получаются динамика, сюжет. Это чисто драматургический ход, поэтому они сделали клоуна частью ночного кошмара. В России клоун — это как деревенский дурачок, его пожалеть хочется, он беззлобный. А в Мексике клоуны — святые, как в России когда-то считали юродивых. Поэтому в Мексике все бегут к клоунам потрогать их: потрогаешь клоуна — счастье будет. В славянской
— С властью дружите? Она вам помогает?
— Мы делаем свое дело, она свое, иногда пересекаемся. Была такая ситуация: на театральную олимпиаду в Москву мы привезли коллектив, который работает в воздухе на стреле крана. По всем законам нашего государства на это нужно получить особое разрешение, нам никто не разрешает! Тогда я пошел на какое-то совещание в мэрию и напрямую обратился к Лужкову. И Лужков под свою личную ответственность разрешил.
— Вы взрослый?
— Нет, я маленький, всегда считал себя ребенком, люблю шалить. У нас в коллективе всегда такая атмосфера, как на картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Мы вообще очень любим ничего не делать, только праздновать. Самое большое удовольствие — ничего не делать. Правда, я прихожу сюда в 7 утра и ухожу поздно вечером…
— И ничего не делаете?
— Ничего! Творчество — это же не работа, сплошная радость. Уверен, что творчество — один из способов быть счастливым, возможность быть счастливым. Сейчас мы готовим большой праздник «сНежные дети» — собираем человек сто друзей, все поколения — дети, внуки — во Франции. Там есть такое место, где местная власть нас финансирует. Это сад, полчаса езды от Парижа, в местечке Кулумье, на реке, замечательное место — Желтая Мельница. Там я делаю новые проекты, разминаю их, а потом привожу сюда. Мы придумали действие, во время которого родители поступают в мою творческую команду и начинают вместе со мной творить праздник для своих детей. Каждый родитель сначала рассказывает, что он умеет делать — шевелить ушами, прыгать на одной ножке, сажать цветы, — а я из способностей взрослых создаю события и пускаю по ним детей, как Алису в Страну чудес. В прошлом году мы делали там Цветной карнавал, на основе которого планируем сделать одну из новых программ здесь, в Петербурге. «Чудесад», который я собираюсь делать в Питере, тоже похож на тот французский проект. Но в Питере я хочу сделать эти идеи постоянным проектом.
— Ваши дети и внуки тоже клоуны?
— Можно сказать, что отчасти да. Внучка нам каждую субботу делает представление — то балет, то оперу. Ей семь лет, она сама музыку подбирает, актеров, репетирует, во время антракта делает буфет, билеты распространяет, афишами весь двор заклеивает — она уже знает все элементы театра. Хотя необязательно, что она станет актрисой.
— Понимаю, что вы человек мира, но где вы все-таки живете? Здесь, в Петербурге, вы в гостинице обитаете…
— А как еще бывает?
— У людей дом бывает…
— Так это у людей!.. Вот у меня сейчас одновременно четыре проекта в разных местах. В Лондоне у меня компания «сНежное шоу», я там снимаю дом, но сам там не живу. У меня Земля — дом! Какой дом, если я больше месяца в одном городе не жил ни разу в жизни? Я приехал, сделал проект, поехал дальше. В Москве у нас центр уличного театра и клоунады — мы там создаем программы, провели два «Конгресса дураков». В Питере у меня цирк, в Париже — лаборатория.
— Но где вам внучка спектакли показывает по субботам?
— Там, где мы с ней соберемся. Вот скоро в Мексике соберемся — у нас там двухмесячный тур. И вся семья со мной едет — я считаю, что им со мной повезло, они весь мир видят.
— Они выполняют какие-то функции в ваших спектаклях?
— Когда захотят. У нас вообще все живут по замечательному принципу: работай, когда захочешь. На каждом спектакле — двойной состав, сегодня работает тот, кто хочет. Это особая система. Например, если ты опоздал — ничего, просто тортик в следующий
— Как в большой семье. Но чтобы создавать на таких принципах целые спектакли, большие программы и чтобы это дело не развалилось, нужно находить специальных людей…
— Мы так и делаем. В «Лицедеях», например, первый год ученику нельзя было репетировать: за пивом ходить можно, красить лавки можно, а репетировать нельзя. Я так и говорил: увижу репетицию — выгоню. И только на третий год, если человек приживался, начиналась учеба. Потому что право жить лицедейской жизнью нужно было заслужить — отдачей, преданностью, любовью. А когда мы объявили набор в «сНежное шоу» и к нам пришла почти тысяча претендентов, мы отобрали 20 человек. Их и еще человек 20 педагогов посадили на корабль и пустили по Волге на месяц. На любой остров высаживались, в любую деревню приходили. Утром все узнавали, какой сегодня день — день сурка, или Гоголя, или Хармса. Все надевали на себя костюм своего персонажа и должны были целый день прожить в этом образе. Кто справлялся с задачей, получал пригласительный билет на ночной бал на палубе парохода. Это непривычная система, но работает блестяще. Через месяц у нас остались два актера, которые стали работать в шоу.
— Вы сейчас целым цирком руководите. И что вы будете делать с этим коллективом как с системой?
— Я привык вдохновлять. Не вдохновляются, я иду дальше. Других способов у меня нет. Сейчас посмотрел, куда движется цирк, имеющий такие давние традиции, и придумал несколько направлений: первое — это традиционный цирк, это мастера. Я даже съездил к Олегу Попову в Германию, но пока мы с ним договорились только до того, что он приедет к нам в цирк, и мы обсудим: может, он примет участие в какой-то программе, посвященной воспоминаниям о традициях нашего советского цирка. Но это пока отодвигается. Второе направление — новые программы. Мы уже запустили три проекта: Белая, Цветная и Черная программы. К осени подготовим как минимум одну. Но как ее показать в старом цирке — проблема, цирк на Фонтанке сейчас не готов принимать ее по техническим причинам. Мы уже обсуждали в Москве, нам пообещали финансирование — если сделаем реконструкцию, сможем показать программу в помещении цирка Чинизелли. А пока шьем в Англии большой город-шапито из нескольких куполов и будем показывать свою первую программу на Олимпиаде в Сочи. Третье направление — гастролеры. Я уже составил список из 25 лучших мировых программ последних лет. Четвертое направление — школа, в том числе интернет-школа, чтобы люди во всей стране могли зайти в эту школу со своего компьютера и поучиться. С директором Русского музея Владимиром Гусевым договорились, нас включат в музейные виртуальные программы.
— Цирк — это поток, это нередко консерватизм и артистов, и зрителей.
— У нас будет все. Сегодня — традиционная программа, завтра — инновационная, послезавтра — гастролеры. Традиционные программы будут жить по тем законам, по которым они живут. Кто захочет измениться, сможет прийти в новые программы со своими идеями. Мы ему предоставим хореографов, костюмы, музыку.
— У вас звери будут в программах? Западные цирки принципиально отказываются от дрессированных животных, а традиционный русский цирк невозможно представить без них.
— Как решит общество, так и будет. Мое мнение — если по-человечески относиться к животным, тогда все в порядке, а эксплуатировать зверей недопустимо. Вообще ты от другого можешь потребовать ровно столько, на сколько ты ему дал любви. Еще Аркадий Райкин говорил, что только человек, страстно любящий мир, может его критиковать.
— Вас очень интересно слушать, но вы как бы в стороне от реальной жизни обитаете, от конфликтов и политики. Вам это неинтересно?
— Если я приезжаю в зону конфликта, я должен выступать на обеих сторонах, я не имею права выступать на чьей-то стороне. Мы, артисты, — вторая половинка весов, если мы их не удержим, мир взорвется. Кто-то борется, а кто-то держит свет в руках.