Итоги № 35 (2012)
Шрифт:
Интернет — это гипертрофированное отражение нашей жизни. Это, кстати, идея Сергея Лукьяненко. Есть у него книжка «Лабиринт отражений», которую я очень люблю. Написана она давно, в середине 90-х, но меня поражает, насколько точно там предсказано, как сегодня вся наша жизнь «переезжает» в Интернет. В центре повествования — некое технологическое изобретение, которое позволяет погрузить людей в виртуальную реальность. Она называется глубиной, и люди в нее «ныряют». Так вот, глубина стала отражением общества, естественно, гипертрофированным — в частности, с безумной повернутостью на сексе и всем, что с ним связано. И со временем в ней начинает появляться все, что есть в реальном
— И чем все заканчивается?
— Книжка заканчивается тем, что в системе глубины зарождается процесс самоорганизации. Думаю, тот момент, когда в Интернете начнется стихийное образование новых организационных сущностей, еще далек. Хотя было бы прикольно на это посмотреть.
Сто лет одиночества / Искусство и культура / Exclusive
Сто лет одиночества
/ Искусство и культура / Exclusive
Мегазвезда мирового балета Михаил Барышников и театральный режиссер Дмитрий Крымов заставили Нью-Йорк любить и сострадать по-русски
На Международном фестивале театров в Линкольн-центре нет жюри и нет наград: наградой является сам факт того, что театр был зван выступить на этих легендарных подмостках Нью-Йорка. Семьдесят два представления из семи стран мира знакомят зрителя с театром, танцем, оперой либо с каким-то совершенно уникальным зрелищем, чей жанр и природа пока не поддаются классификации.
Драматический спектакль «В Париже», созданный по мотивам рассказа Ивана Бунина, — это совместный проект Центра Михаила Барышникова в Нью-Йорке и Лаборатории Дмитрия Крымова в Москве. Единственное сценическое произведение фестиваля, в котором звучит русская речь.
В Париже
О спектакле можно писать исследования и диссертации, только делать это сегодня, по большому счету, некому: старая школа российской театральной критики сошла со сцены, а новая не родилась. Остается одно — писать с позиций искушенного зрителя, дабы дать знак создателям, что видит и слышит зал. Впрочем, знаю человека, которому было бы полезно показать этот спектакль: Габриэль Гарсия Маркес. Он ничего не напишет, но проплачет все два часа — так как понимает, что такое «сто лет одиночества»...
Полноправными соавторами спектакля выступают несколько крупных фигур российской культуры: прозаик Иван Бунин, постановщик Дмитрий Крымов, балетмейстер Алексей Ратманский и исполнители двух главных ролей: звездная фигура — танцовщик и драматический актер с глубоким, все еще не до конца реализованным потенциалом Михаил Барышников и молодая актриса Анна Синякина.
Самой высокой оценки заслуживают и остальные участники спектакля, обеспечивающие прочный второй план, без которого пьеса не могла бы обрести объем. Актеры сами создают звуки музыки и шумов. Это отдельный компонент спектакля — прекрасные юные голоса а капелла исполняют обрывки (не отрывки)
Композитор Дмитрий Волков и художник Мария Трегубова создали атмосферу торричеллиевой пустоты, в которой соединятся герои. Английские титры бегущей строкой помогают зрителю понять текст. Бегут они невероятно изобретательно: по ступеням, ведущим на сцену, по самой сцене и черному заднику. Буквы татуировкой света скользят по лицам героев, по костюмам актеров, становясь частью повествования. Здесь все уместно, даже сцена в кинотеатре с просмотром кинофильма. Вздрагиваешь только, когда на экране кадры мирного Чаплина сменяются «Чапаевым» с Гражданской войной и скачущей прямо на тебя конницей красных.
Декораций почти нет: стол, стул да несколько обыкновенных почтовых открыток с видами Парижа, увеличенных до сновиденческих размеров. Да и сюжет прост, и кабы не художественное решение, то даже пересказывать неловко. В Париже в 1930 году случился короткий роман у двух одиноких русских эмигрантов — бывшего генерала белой армии и официантки. Если еще проще, то зашел старый-голодный-небритый в кафе, заказал тарелку щей, поел, согрелся и очаровался молоденькой официанткой. Пригласил ее в кино, а после кино — к себе. Осталась она на ночь, а на утро он положил в банк на ее имя все ценное, что было у него, и умер. В вагоне метро, читая газету.
Пошлость... Если бы не Бунин, не Крымов и не Барышников. И бунинская неизбывная тоска, с предчувствием того, что счастливой любви не бывает, с предощущением гибельности, которой веет от каждой его строки.
Спектакль Дмитрия Крымова и Михаила Барышникова (он еще и продюсер) об одиночестве. И дефиниция одиночества имеет несколько уровней прочтения. Ординарное одиночество эмигранта, когда ты один на чужой земле, без родины и без дома. Одиночество генерала белой армии — воина без войска. Одиночество мужчины без женщины, мужа — без жены, жены — без мужа. Без детей, кошек, собак. Мышь только выбежит однажды на сцену. И герои не станут ее ловить, как делают нормальные люди в своем доме. Мышь впущена в это одиночество, чтобы резче оттенить его: хоть одна живая тварь вышла к тебе из своей норы!
«Абсолютное одиночество» — выносит кинопроектор белые буквы на черное небо Парижа. И чтобы подчеркнуть степень разминовения героя с реальностью, создатели спектакля выбирают для героя Михаила Барышникова разговорным языком французский. Как знак, предпосланный Цветаевой: «Мне безразлично — на каком / Непонимаемой быть встречным!»
Минус жизнь
Три настоящих невымышленных бегства создают фундамент легкой постройки из двух дыханий — Мужчины и Женщины. Бегство генералов, офицеров и солдат белой армии из России, бегство Ивана Бунина из осажденной босяками Одессы и знаменитое бегство юного Михаила Барышникова из Советского Союза в 1974 году. При всем их внешнем различии они обладают одним общим — энергией летящей стрелы: прочь из лука, срывая тетиву. Поражает и внешнее сходство бунинского генерала Николая Платоновича с Михаилом Барышниковым: «...светлые глаза его смотрели с сухой грустью, и говорил и держался он как человек, много испытавший в жизни». Барышников появляется на сцене без занавеса задолго до того, как зритель осознает, что он уже там. Прохаживается от кулисы к кулисе и ждет, когда все усядутся и его наконец заметят. Жесткими штрихами прописывает он образ русского эмигранта, генерала белой армии, проигравшего сражение. Того самого человека, по вине которого погибла Россия, где родился и вырос Иван Бунин.