Итоги № 40 (2012)
Шрифт:
В тот день я подготовил и другой, намного более жесткий вариант заявления патриарха — с однозначным осуждением ГКЧП. Проект лежал на столе Алексия. Подпись на нем появилась в ночь с 20 на 21 августа, после того как пошли сообщения о драме, разыгравшейся на пересечении Садового кольца и Калининского проспекта. Сегодня мы знаем, что это было трагическое недоразумение: бронетехника, которую атаковали погибшие ребята, не собиралась сворачивать к Белому дому. Но в те часы была полная уверенность, что путчисты пошли ва-банк и готовы залить страну кровью. Тогда же, ночью, я позвонил патриарху: «Ваше Святейшество, ждать больше нельзя». И Алексий решился: «Хорошо, считайте, что я этот текст подписал». Я стал обзванивать журналистов...
Впрочем, еще два дня, пока
— Почему вы ушли из Патриархии?
— Понял, что это все-таки не мое. Формально я уволился в 1993-м, но наше взаимопонимание с патриархом разладилось намного раньше. Фактически сразу после путча. Я стал получать все меньше заказов, да и сам проявлял все меньше активности.
— В чем состояли разногласия?
— Было несколько довольно болезненных для меня эпизодов. Например, история с «письмом 53-х», относящаяся к 1991 году. Список подписантов состоял главным образом из «махровых» советских консерваторов — партфункционеров, писателей, общественных деятелей. И среди них был упомянут Алексий II. В обращении, опубликованном в «Советской России», говорилось об угрозе, нависшей над «нашими достижениями», о том, что Советский Союз на грани развала, что надо срочно искать выход... С сегодняшней точки зрения, возможно, вполне здравые мысли. Но тогда резонанс был негативным. Иду к святейшему. Он заверяет меня, что письма не подписывал и даже не читал... Я получаю добро на публичное дезавуирование его участия в этой акции, радостно созываю пресс-конференцию: так и так, патриарха подставили. А потом «Советская Россия» публикует фотокопию письма с подписями. И там — хорошо знакомый мне росчерк.
— Вы разочаровались в патриархе?
— Дело не в моих личных разочарованиях и очарованиях. Я не девушка на выданье, знаю, что все мы неидеальны — и в Церкви, и вне ее. И готов терпеть недостатки своих сослужителей (так же, как и они терпят мои). Но одно дело — человеческие отношения, и совсем другое, когда речь идет о работе. Я искренне любил патриарха и защищал его. Но получалось, что я должен профессионально врать. Такая ситуация меня по определению не устраивала. Были и другие аргументы. Накопилось много своих мыслей, текстов... Мне стало просто тесно в рамках официальной должности.
— Три года назад вы стали протодиаконом. Не такой уж большой чин для четверти века служения. Это ваш собственный выбор либо следствие нонконформизма?
— Я шел в Церковь не за карьерой. Батюшка, сподвигший меня на поступление в семинарию, сказал как-то навсегда врезавшуюся в память поговорку: «Хоть хворостиной да в церковном заборе торчать». Я очень хорошо знаю церковную жизнь. И теневые, и светлые ее стороны. Поэтому уверяю вас: если бы я поставил себе целью стать епископом, то смог бы это сделать. Но епископ или настоятель храма привязан к одному месту, к конкретным людям. Это можно сравнить с тренерской работой. Есть, например, тренер, который работает с олимпийским чемпионом. Результат этого наставника грандиозен, но он воспитывает лишь одного спортсмена. И есть детский тренер, который работает с множеством детишек. Не все из его воспитанников станут олимпийскими чемпионами. Может быть, даже никто не станет. Но все станут чуточку лучше. Мне интереснее быть детским тренером.
— То есть между карьерой и миссионерской деятельностью
— Именно так. И уверен, что не ошибся. Ежедневно через Интернет и обычную почту я получаю послания, в которых люди благодарят за то, что помог им своими книгами или выступлениями. Кому-то — выйти из секты, кому-то — сохранить семью, кому-то — не разочароваться в Церкви. Встречаются и довольно экзотические случаи. Представьте себе такую, например, картину. Украинский город, заканчивается моя лекция, люди начинают расходиться. Местный священник обращает мое внимание: «Видите мужчину в белых кроссовках? Вашу книгу в руках держит. Это наш местный киллер. Но после того как он подсел на ваши книги, стал потихонечку отходить от своей профессии». Меня, правда, с тех пор мучает вопрос: что значит «потихонечку»? Что, в постные дни заказы не принимает?
— Ну а разочарования были?
— Когда я учился в семинарии, готовил себя к интеллектуальным битвам с атеистами. Поэтому главное мое разочарование: спорить пришлось не с ними, а с сектантами. А потом еще неожиданнее — полемика уже с самими православными. Оказалось, мало прийти в Церковь. Надо суметь выжить в ней, не попасть во внутриправославное протосектантское образование. Не стать одним из пензенских «закопанцев». И совсем свежая неожиданность: вижу, что некоторые из высоких официальных лиц Церкви делают ставку на заигрывание с «закопанцами-опричниками».
— Насколько для миссионера Андрея Кураева актуальна проблема безопасности?
— Ни насколько. Это не то, о чем стоит думать. Да, я постоянно получаю угрозы от экстремистов всех мастей, меня то и дело заносят в разнообразные черные списки. Ну и что дальше? Как я должен на это реагировать? Кричать на весь мир «дайте мне телохранителя»? Глупо. Да и какие еще телохранители нужны христианину, если с ним Тот, Кого мы называем «хранителем душ и телес наших»?
— Отец Андрей, может быть, не так уж неправ был Маркс, называя религию опиумом? Передозировка, религиозный фанатизм, весьма плачевно сказывается на душевном здоровье.
— А я никогда не спорил с этой формулой Маркса. Просто надо учитывать, что в XIX веке слово «опиум» означало не наркотик, а анестетик. Обезболивающее. Образный ряд, в котором звучат эти слова, очень высок: «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа...» Другими словами: функция религии в том, чтобы помочь человеку остаться человеком в бесчеловечной среде. Возможно, Маркса это не устраивало. Но он сделал грамотный вывод: критиковать надо не религию, а общественные порядки, порождающие необходимость в религиозном утешении. Ну а что касается конфликтов и споров, так это нормально. Назовите мне такую область человеческой мысли, где нет полемики, конкуренции. Если вы такую область найдете, это будет что-то очень и очень нехорошее. Мертвое.
Невинность Рунета / Hi-tech / Бизнес
Невинность Рунета
/ Hi-tech / Бизнес
О скромной роли провайдера в борьбе сил добра и зла
Видеоролик про невиновность мусульман, ставший хитом Интернета, проверяет готовность нашей страны бороться с противоправным контентом правовым путем. Готовность пока не ахти. После того как в пятницу Ленинский районный суд Грозного признал фильм экстремистским, орудия борьбы с ним будут настроены точнее. Но даже теперь праздновать полную победу над распространением скандального видео все равно рано.