Итоги № 40 (2013)
Шрифт:
Действительно, разве плохо, что в США не было с 2001 года инцидентов масштабов «11 сентября»? «Если на одной чаше весов — риск того, что кто-то прочтет мою переписку, а на другой — шанс поймать террориста, спасти сотни или тысячи жизней, я за меры, которые помогают снизить угрозу терроризма», — считает Сергей Потанин, начальник Центра информационной безопасности банка «Союз». Правда, в предложениях Шнайера просматривается еще одна идея, близкая многим обывателям, — создание глобального безопасного Интернета.
За мир во всем мире
Концепция доверенной среды — важный постулат теории информационной безопасности. Вопрос в том, можно ли реально сделать ее всемирной? Господин Шнайер сводит проблему доверия — случайно или намеренно — к аппаратной и программной платформам, к каналам передачи информации. А она на самом деле гораздо шире, подчеркивает Сергей Вихорев: «Для того чтобы среда была доверенной, надо обеспечить доверие ко всему, что ее формирует: к окружению и субъектам, правилам функционирования». А это значит, что не должно быть загадок, что за ПО записано в BIOS
Кстати, уж полтора десятка лет тому, как на свет божий появился руководящий документ ФСТЭК России (тогда Гостехкомиссии России) о контроле за отсутствием недекларированных возможностей в ПО, а организации, в том числе государственные, продолжают закупать зарубежное оборудование и ПО, закрывая глаза на опасность получить закладку. Путешествие по Сети сегодня сродни плаванию в нейтральных водах, где у каждой страны есть свои правила. «Однако же суда ходят! — подчеркивает Сергей Вихорев. — И с нарушениями безопасности (читай — пиратством) борются! Где надо, информацией обмениваются, а где надо, ее скрывают. Правда, для того чтобы все оказалось так, пришлось создать международное морское право». Но с правовой точки зрения единый защищенный Интернет — это непаханая целина.
Вассал моего вассала
Николай Федотов подметил интересный парадокс: «Интернет концентрирует в себе самые передовые технические идеи. Но при этом в гуманитарном отношении Сеть — это самая отсталая часть современной цивилизации, где-то на уровне Средневековья». В чем это выражается? Пожалуйста: дикие сетевые «племена», живущие без малейшей оглядки как на национальное, так и международное законодательство. Вольные города и самозваные вожди. Кровная месть и право первой ночи. Вассальная зависимость и идеократия. Именно на этом в виртуале сегодня делаются яркие биографии и большие деньги. Вопрос в том, какая модель управления придет на смену племенному реликту. Но на этот вопрос нет однозначного ответа. Есть лишь возможные варианты.
Скажем, в американской модели провайдер не отвечает за действия пользователя, но расплачивается за это обязанностью предоставлять при определенных условиях информацию о нем. В китайской модели, наоборот, провайдер полностью в ответе за действия своих пользователей, но вместе с ответственностью провайдер получает довольно широкие полномочия по контролю за юзером. А вот российской модели пока вообще не существует — ее только предстоит создать. И до тех пор принятие любого закона относительно Рунета будет подобно русскому бунту, бессмысленному и беспощадному, поскольку нет исходных постулатов, с которыми согласны все стороны.
А раз нет четкого представления о том, по каким правилам должны строиться общественные отношения в Сети, невозможно понять, что это за «интересы Интернета», на которые постоянно ссылается Брюс Шнайер в своих писаниях. Как нет единого понятия «люди в Интернете», так нет единого интереса для всех пользователей. Есть интересы законопослушных граждан своих стран, а есть интересы мошенников и злоумышленников. Есть интересы бизнеса, гражданского общества, власти. «Каждый субъект, преследуя свои интересы, создает проблемы другим, — замечает Николай Федотов. — Это означает, что надо согласовывать и балансировать, а не изгонять и ограждать». Вывод простой: мы находимся в задних рядах массовки на той сцене, где создается новый Интернет. На той площадке, где США в лице Брюса Шнайера уже начали продвижение своих моделей функционирования единого глобального Интернета нового поколения и соответствующих инфраструктурных продуктов по всему миру. Самое обидное, что у этой части массовки не наблюдается никакого стремления выбиться на первые роли. «В России имеются своя сильная криптографическая школа и свои криптографические стандарты, — подчеркивает Дмитрий Белявский. — Их реализации проверяются отечественными сертифицирующими органами, и можно полагать, что при их использовании зарубежные закладки не встретятся. Другое дело, что российские алгоритмы недоступны по умолчанию ни в Windows, ни в открытых системах, нужно устанавливать дополнительное ПО, а кому этого хочется? Простого решения тут нет, но построить систему, свободную от закладок на уровне ПО, вполне возможно». Почему это не делается? Такова загадочная инновационная душа современной России: доверять зарубежным поставщикам больше, чем своим, и благодушно наблюдать, как Брюс Шнайер обрабатывает ее граждан, взращивая ненависть к государству.
Пора бы нашей стране осознать, что есть серьезнейшие вещи, в которые никогда не станут посвящать наших чиновников на симпозиумах в Кремниевой долине. Например, тому, как эффективно продвигать собственные технологии криптозащиты на внутреннем и внешнем рынке, грамотно организовывать частно-государственное финансирование. Как раз об этом пишет Шнайер. Да еще о передовом опыте разработок двойного назначения. Никто ведь из специалистов не сомневается, что новые удобные приложения для маскировки в Сети, о которых, в частности, говорит Шнайер, будут собирать разведывательную информацию, а также ловить на живца тех, кто стремится тайно обделывать делишки. Может, отправить на стажировку к старине Брюсу несколько наших студентов-отличников? Глядишь, эти декабристы разбудят Герцена...
Иван, помнящий родство / Искусство и культура / Искусство
Иван,
/ Искусство и культура / Искусство
О режиссере и драматурге Иване Вырыпаеве рассказывает режиссер Виктор Рыжаков
Про Ивана уже столько рассказано историй, что вряд ли можно что-то добавить к общей громоздкой картине, еще более закрывающей его, всегда ускользающего и непредсказуемого для появления в новом обличье странника. Претендовать на знание этого человека — то же самое, что говорить о понимании устройства Вселенной и сотворения мира. Пожалуй, и мне не удастся зафиксировать какое-либо знание об этом совершенно неудобном для каких-либо характеристик человеке. Но вот о его текстах и нашем бесконечно продолжающемся диалоге можно отважиться. «…Черные тучи закрыли небо. Черная ночь. Гром и молния. Адский ливень…» — с этих строк начинается театральное представление внутри, пожалуй, самой удивительной пьесы Ивана «Бытие № 2». Автор создает свою особенную, неповторимую реальность, в которой и будут звучать главные вопросы, волнующие и захватывающие дух. Эти вопросы появились в его текстах задолго до написания «Бытия…» и продолжают пронизывать все его творчество. Какую бы мистификацию с новым вымышленным пространством ни предлагал автор, всюду проявится его коварно-ироничный и одновременно открытый диалог с сегодняшним миром — о Боге, о страхе, о свободе, о человеке. Противоречие и несовершенство мира как будто становится обязательным качеством всех его героев и, конечно же, прежде всего самого автора. Иван так живет. Его пьесы и его реальность — один непрекращающийся путь к чему-то самому главному, к чему-то, что спрятано от обычного человеческого знания. Его неожиданное и безоглядное увлечение другой культурой, или религией, или философией, или яркой человеческой личностью, кажется, может сбить с толку любого наблюдателя. Однако за всем этим кроется необъяснимое и даже дерзкое соревнование с кем-то невидимым, но и обязательно с самим собой в способности разобраться во всех несовершенствах этого мира. Иногда кажется, что все, теперь-то уж Иван что-то серьезное для себя открыл и наконец-то определился в своем дальнейшем пути. Но нет! Завтра его невероятная актерская натура рядится в новые, ни для кого не привычные одежды. Он вновь упоенно устремлен в какой-то другой мир, к какой-то только ему видимой цели и уж точно бескомпромиссен в выборе своего «нового». Мы общаемся и видимся теперь не так часто, как в прежние годы, когда мне казалось, что лучшего актера и партнера в своих театральных творческих мытарствах мне не нужно, да и не найти. Но наш какой-то особенный и важный диалог, начатый когда-то на репетициях пьесы Жана Кокто в театре далекой Камчатки, кажется, не прерывается никогда. И наши редкие встречи нужны мне лишь для того, чтобы убедиться, что он по-прежнему в игре и не собирается сдаваться. Мои бесчисленные вопросы сразу оказываются нелепыми или уж совсем глупо сформулированными. Хочется больше слушать и молчать. Но цель достигнута, мне достаточно этого короткого свидания. Дальше мое общение принимает форму взаимодействия с его текстами. Пьесы Ивана живут своей отдельной магически-притягательной жизнью, как будто в них есть что-то еще, кроме самого текста. Их можно услышать! Это и есть мое достояние. Здесь мне открывается возможность, не стесняясь самого себя, вести бесконечный диалог с миром и собой неизвестным. Что это? Не знаю. Но герои его литературных фантазий настолько близки и дороги мне, что хочется продлить их жизнь в театральном пространстве своего вымышленного театрика. Когда-то мы вместе мечтали об открытии собственного театра — «Театра Чудес». Но «время летит неумолимой стрелой»… И, может, именно так этот театр и должен существовать?! Театр — который невозможно найти.
Сталинградец / Искусство и культура / Кино
Сталинградец
/ Искусство и культура / Кино
Федор Бондарчук: «Сталинград» я снимал не из желания кому-либо ответить или что-то доказать. Это не моя профессия — поучать или наставлять»