Итоги № 51 (2011)
Шрифт:
— А откуда взялись деньги на поездку?
— Мы же студенты, у нас стипендия — целых 53 рубля в месяц! Вот только у валютчиков тогда был курс 15 рублей за доллар, накопленных денег хватило только, чтобы купить по пять долларов на брата. Вернулись в Свердловск — обратились за помощью к ректору. Он от такой наглости опешил, а увидев, что у нас уже есть и приглашение, и паспорта, опешил еще больше. Но помог: купил за счет института два билета в один конец.
Прилетаем в Цюрих — а там другой мир: стеклянные двери с фотоэлементами, резиновый пол... Десяти долларов, чтобы добраться до студии Колани в Берне, естественно, не хватило — мы могли обменять их на семь франков, а билет стоил 56. К тому же от валютчиков мы знали, что автостоп тут не практикуют: в Швейцарии люди машины покупают не для того, чтобы всяких
— Колани вас дождался?
— Нет. Представляете, пока шла ответная телеграмма да пока мы собирали все документы, великий мастер биодизайна о нас попросту забыл. Мы показали ему его же ответ — он опять в отказ: такую бумагу и подделать можно. Но мы твердо стояли на своем — а что делать, когда нет обратного билета? В конце концов Колани сдался, и мы остались. Начали работать, потихоньку оба зацепились в Европе... Все пошло-поехало.
— Русским дизайнерам там были рады?
— В то время да. Сразу после перестройки была мода на все русское. От меня ждали нового видения в дизайне, и происхождение здесь скорее помогало. Сейчас принято иметь в команде людей разных национальностей, разных культур, а тогда этот тренд только зарождался. Думаю, мне действительно повезло приехать в Европу в правильный момент. По большому счету я стал первым русским автомобильным дизайнером с мировым именем. До меня был разве что Лапин, нарисовавший в конце 60-х оригинальный Porsche 911, от которого все до сих пор сходят с ума. Но он родом из Прибалтики и большую часть жизни провел в Европе. Так что из советских людей я первый. Сейчас молодым ребятам из России пробиться труднее. Уехать на Запад проще, но найти там себя гораздо сложнее. В каждом автоконцерне уже можно встретить русского, места заняты. Так что повторюсь: мне просто повезло, и не раз.
— Автомобильных дизайнеров часто упрекают в том, что они диктуют инженерам, какой должна быть машина, а не наоборот. Согласны с обвинениями?
— Что, так и говорят? Хотя доля правды в этом есть. Вот посмотрите на улицу: у тротуара припарковано десятка два машин. Они все внутри одинаковые! У них есть двигатель, руль, колеса. По качеству они примерно равны: покупатель знает, что существует гарантия, надежностью его уже не привлечь. Простите, ребята, но технологии больше не являются двигателем продаж: капот теперь никто не открывает. Единственное, что подталкивает спрос, это дизайн и бренд. Да, раньше была другая парадигма, особенно на заре автомобилизма. Когда-то человечество мечтало заменить лошадь на машину, и конструкторы в этом обществе были королями. Сейчас все иначе: инженеру показывают дизайн и говорят сделать под него автомобиль. Он больше не великий, таких, как он, миллион. А дизайн, способный покорить мир, — один-единственный. Это справедливо не только для автопрома, то же происходит и в электронике. Достаточно вспомнить линейку продуктов от Apple.
— Работать в больших автомобильных компаниях с их корпоративными правилами, наверное, сложно для творческого человека?
— Скорее легко. Да, есть дедлайны, когда ты должен во что бы то ни стало выдать готовый продукт. Однако ты отгорожен от проблем менеджмента: не приходится заниматься организаторской работой, на то есть специальные люди. Более того, тебе готовы помогать в поисках вдохновения. Хочешь махнуть на недельку в Рим, посмотреть античную архитектуру? Пожалуйста, контора платит. Понадобилась вилла с видом на Средиземное море? И это не проблема. Собрался с девушкой в тур по Латинской Америке? Легко! Только за девушку плати из своего кармана. И, главное, твори. Если будешь буксовать, тебя заменят.
— Вы работали на Citroen и Toyota. Какими работами гордитесь, а какие считаете неудачными?
— Что-то переделывать точно не стал бы — пусть сейчас кое-что кажется наивным, но тогда для меня это были автомобили-мечты. Поверьте, многое из того, что мы считаем сегодня вершиной дизайна,
Теперь по «Тойоте». Здесь тоже есть два автомобиля, которые я считаю в том числе и личным достижением. Во-первых, Auris: уникальность дизайна этого хетчбэка в том, что он… никакой. Потому и продается в огромных количествах: вышел эдакий стандартизированный бюргер-мобиль для всего мира. Если у тебя получился бестселлер, это уже круто. Нарисовал, например, Volkswagen Golf — ты великий. Я горд тем, что был частью команды профессионалов, создавших Toyota Auris. Или взять Toyota iQ — маленький кубик на колесах. В чем его нетривиальность? У любого физического объекта есть свои лимиты, в частности безопасности. Если вы в машине объемом один кубический метр на скорости 140 км/ч куда-то врезаетесь, то превращаетесь в фаршированную кильку. Это в большом внедорожнике есть место для зон деформации, а здесь с ними сложнее. Так что наша задача заключалась в том, чтобы скомпоновать автомобиль, сделав его безопасным, — это концепция «много внутри, мало снаружи». Я как дизайнер автомобильных интерьеров участвовал как раз в разработке новых подходов к компоновке. И именно этот опыт помогает мне сейчас в работе над тем, чем я занимаюсь в России.
— Вы же планировали открыть свой бизнес в Европе...
— Да, такие идеи были. Я автомобильный дизайнер, но в какой-то момент захотелось взглянуть на свое творчество шире, так сказать, с высоты птичьего полета. А шире — это дизайн транспорта. С Игорем Лобановым, дизайнером яхт, мы собирались открыть в Монте-Карло студию Kinetika с тремя подразделениями — Aqua, Terra и Aero, которые бы занимались соответственно дизайном водных, наземных и воздушных транспортных средств.
— А почему вообще вы решили уйти с высокооплачиваемой должности и заняться собственным делом — это же риск?
— В такой большой корпорации, как Toyota, существует очень четкая иерархия. Людей там не увольняют, ты работаешь на компанию всю жизнь, потихоньку продвигаясь наверх. Получается пирамида, на вершине которой несколько пожилых японцев. Пока они живы, пробиться в их круг невозможно. Даже если вакансия и появится, на свободное место возьмут очередного японца, благо недостатка в них нет. Невероятно трудолюбивый народ! Уходить же в компанию, которая ниже рангом, значит, в некотором роде идти на понижение. Даже если тебе там предлагают очень хорошую позицию. Проблема в том, что Toyota лучший игрок в автомобильном бизнесе, я в этом убежден. Сложности бывают у всех, но Toyota из тех немногих компаний, которые всегда находят выход. Да, я не занял должности главного дизайнера концерна, но на фоне коллег, работавших у других автопроизводителей, был на очень высоком уровне.
— Перекупить не пытались?
— А как же. Например, звали возглавить дизайн автомобилей Chrysler. Но это означало бы неизбежный переезд в Детройт — рабочий город с преимущественно темнокожим населением, который к тому же находится далековато от России. А я все эти годы старался бывать на родине, общаться с соотечественниками. Двадцать лет прожил за границей, а вы можете уловить хоть малейший акцент? То-то! И четыре года назад, когда вернулся, говорил так же.
И потом... Не хочу, чтобы эти слова прозвучали пафосно, но мне хотелось сделать что-то здесь, в России. Когда мой дед был в том же возрасте, 35—40 лет, он работал на швейной фабрике в Иванове и, как только это понадобилось для фронта, смог в четыре раза увеличить производительность станков, изготавливавших шинели. Отец в свои годы строил Волжский автозавод — в том числе и для меня, чтобы я мог работать автомобильным дизайнером в будущем. Теперь моя очередь созидать.