Иуда Искариот
Шрифт:
Больше года писем не было, потом пришло из госпиталя из Москвы. Нина почувствовала что-то нехорошее, что-то случилось. Дрожащими руками открыла письмо: «Дорогая сестра Ниночка! Может, и не надо было мне писать - волновать тебя, но ты у меня осталась одна из родственников после смерти брата Алексея. У меня в областном городе квартира, я за нее кровь проливал, все здоровье отдал, обидно – если отойдет государству. Я совершил тяжкое преступление, сейчас под следствием в следственном изоляторе. Если приедешь – ничего не привози, ты там живешь не богато в своем захудалом колхозе. Как твои пацаны – Ваня и Петя? Взрослые совсем. Ивану девятнадцать. Сколько я их не видел? Извини, плохой я писатель – не знаю, как писать письма. Крепко вас целую. Ваш брат и дядя – Володя».
Володя – брат по матери, рожденный уже после войны. Он на одиннадцать лет моложе Нины и помнила она его еще босоногим мальчишкой, когда жила в деревне. Потом уехала в город, училась в институте. Приезжала только на каникулы два раза в год, а на IV и V курсах – раз в год и всегда удивлялась, как подрос братишка. Потом их пути снова разошлись, она попросилась подальше и была направлена на самый юг области. Брат Володя приезжал последний раз на похороны матери – он служил в Витебске. Приехал с молодой женой, они только поженились. После только скупые письма. Писать брат не любил и ограничивался: жив, здоров и больше интересовался у сестры как ее дела. Потом почти год не было писем совсем. Нина даже хотела сделать запрос через военкомат, она знала, что Владимир служил последнее время в Афганистане, но пришло письмо, как обычно, один тетрадочный листик: «Жив, немного был ранен, валялся в госпитале в Ташкенте, теперь вот в Москве, как только выпишусь обязательно приеду погостить. Племянников уже не узнаю – выросли мужики, наверное». Последнее письмо тоже еще в прошлом году с юга, с санатория: «Все хорошо, лечусь, обязательно приеду». Может, и было еще за два года, как она переехала, хотя Нина просила заведующую почтовым отделением переслать ей письмо на новый адрес.
Нина долго не могла заснуть, лежала с открытыми глазами. Она слышала, как пришел Петя, осторожно стараясь не разбудить мать, прошел в свою комнату. «Надо ехать в облцентр, добиться свидания, узнать все о брате», - теснились мысли в голове. Под утро она заснула.
Глава 17
Работа на стройке шла, не останавливаясь, в три смены. Даже не верилось, что строится не важный оборонный завод, а завод по производству пива. Множество близлежащих колхозов и совхозов из их Урывского района, и из соседних районов уже заложили в этом году в севооборот посева специального пивного ячменя. Стройка и будущее производство контролировались на самом верху – в Кремле. Иван Егорович почти ежедневно докладывал о ходе стройки, о проблемах и возникающих трудностях лично заместителю председателя правительства Российской Федерации Антону Ивановичу Абрикосову. Они были давно знакомы, когда Абрикосов работал еще в Урывском Райкоме КПСС первым секретарем, Иван Егорович был у него вторым. Они одногодки и даже их дети: Галина Захарова и сын Абрикосова – Игорь родились в одном году с разницей в два месяца. Игорь был старше Галины. Антон Иванович, несмотря на высокую должность, был всегда прост в общении с Захаровым:
- Здравствуй, Иван Егорович. Как дела, как здоровье, как дома? – почти всегда интересовался Абрикосов, и Ивану Егоровичу было очень приятно, что Антон Иванович, занимая высокий пост, не забыл никого и часто спрашивал о других общих знакомых по району, даже тех, кто давно на пенсии.
- Работаем, Антон Иванович, и здоровье пока, спасибо. Скрипим.
- Не прибедняйся, всем так скрипеть. Иван Егорович, ты за тридцать лет работы на больничном был хоть раз? Нет! Вот я и говорю, надо на доску почета Минздрава заносить. Да нет, - засмеялся Абрикосов. – Я не глазливый – у меня голубые глаза, не черные.
Иван Егорович хорошо помнил великана Абрикосова. В любом кругу: на полевом стане или на ферме, куда первый почти ежедневно выезжал на своей черной «Волге», он всегда на пол головы возвышался над другими, даже высокими мужчинами. «Большому кораблю, большое плаванье» – кто-то так сказал на банкете по поводу
После дежурного вступления разговор переходил о стройке. Мельчайшие детали знал Абрикосов о ходе строительства, и Иван Егорович догадывался: не он один докладывал Абрикосову о работе.
- Не хватает арматуры? Я в курсе, уже подана заявка на Новоненецкий металлургический комбинат, ждите, скоро придут платформы. Специалистов строителей не хватает – ищите в своих СМУ. Курсы организуйте. Уже организовали? Молодец, Иван Егорович, мы не ошиблись в тебе. Знающий и толковый ты мужик и засиделся в своем райкоме.
Они попрощались. Абрикосов не первый говорил Ивану Егоровичу об этом. Юрий Иванович Антипов после назначения на стройку тоже сказал:
- Не считай, Иван Егорович, что это понижение с района на стройку, пусть и такую крупную. Это, будем считать, трамплин. Ты в райкоме уже засиделся. Сколько ты в Урыве?
- Десять лет, Юрий Иванович, я уже прирос, и к району, и к городу, - ответил Захаров.
- Привык. Отвыкнешь. Люди мы государственные, Иван Егорович, куда партия пошлет, там и привыкаем, - Антипов улыбнулся.
- Это понятно. Надо – значит надо…- замялся Захаров.
Он не знал как понимать слова первого секретаря обкома. Как намек на повышение? И, скорее всего, не в его Урывском районе, где позиция Зарубина не была устойчива. Несмотря на то, что район был всегда в десятке лучших в области на всех конференциях и совещаниях в обкоме Зарубина очень мало хвалили, намного больше ругали и секретари других районов области, конечно, понимали, что ссылкой в район гонение на Зарубина не закончатся, и стоит ему сделать один неверный шаг или случись, что неординарное в районе, вся вина сразу ляжет на первого секретаря.
Иван Егорович вспомнил, когда он работал секретарем парткома на оборонном заводе. Директор завода – толковый инженер, умный, честный руководитель – Геннадий Андреевич Субботин всегда имел свою точку зрения по всем вопросам, и часто она не совпадала и даже была противоположной соответствующим партийным директивам. Конфликт назревал. Захарова вызвали в райком, на территории которого располагался завод, и не двусмысленно дали понять о плохой работе с коммунистом Субботиным:
- В первую очередь Субботин член партии и только потом директор завода. К сожалению, Геннадий Андреевич забыл, наверное, об этом и ставит себя выше интересов партии, - так сказал второй секретарь райкома, курирующий промышленность района. – Вам, Иван Егорович, надо побеседовать с коммунистом Субботиным, указать на его ошибки. Никогда директор завода не будет стоять выше интересов партии.
Иван Егорович, еще молодой партработник, даже не совсем понимал, в чем заблуждался Субботин.
- На последнем заседании райкома Субботин выступил и говорил о том, что мы – руководители мало думаем о простых рабочих. Душевые тесные, буфеты не могут вместить всех во время обеда, рабочим приходится ходить в заводскую столовую, терять много времени, рабочие просто не успевают и вынуждены принимать пищу прямо на рабочих местах у станков, что приносили из дома, хотя горячая пища просто необходима. Субботин просил увеличить процент средств от прибыли предприятия для улучшения условий быта рабочих.