Иуда Искариот
Шрифт:
- Володя, ты ешь больше. Одни кости. Вас хоть кормят? – Нина от волнения прижалась головой к толстому стеклу, словно так брат лучше ее расслышит.
- Нормально. Я в больничке сейчас на откорме. Кормежка как в санатории. Ем, сплю и книжки читаю.
- В больнице?! А что с тобой?..
Щелкнул выключатель. Связь отключили, Нина попыталась говорить, но толстые двойные стекла заглушали голос. Владимир, услышав последний вопрос сестры, успокаивая ее, показал большой палец правой руки, поднятый вверх, словно говорил: «Не волнуйся. Все хорошо!». Дверь за его спиной открылась. Он встал, прихрамывая, вышел
Вечером этого же дня узнав на железнодорожном вокзале, что в 20.15 до их райцентра идет проходящий поезд Москва-Новороссийск, несмотря на уговоры супруг Бойко остаться еще погостить хоть еще на день, Нина Никаноровна собралась уезжать.
- Завтра суббота, выходные. Мы сходили бы в цирк или еще куда, - уговаривали Бойко.
- Нет, что Вы, сын у меня, пятнадцать лет, один дома. А зверей - четыре фермы у меня, вижу каждый день свой цирк с сестренкой вашей Светочкой.
Бойко проводили Нину Никаноровну до вокзала и помогли купить билет. На окошечке кассы висела табличка: «Билетов на проходящий нет». Расторопный Сергей, правда переплатив, сумел достать даже в купейный вагон.
В 20.15 уже совсем темно. Поезд, медленно и плавно покачиваясь, тронулся со второго пути и стал набирать ход. Побежали разноцветные огни большого города, сначала медленно, потом быстрее и быстрее. В райцентр на юге области поезд приходил в 4.00 часа утра.
После свидания Новикова привели в его камеру-палату № 14. Фикса мастерил из мякиша хлеба шахматы. Доску сделал, разрисовал в черно-белые цвета и доделывал последние фигуры.
- Будем проводить шахматный турнир. Я, конечно, в шахматах не так опасен, как в карты, но за пехоту постою, - шутил Фикса. Он служил в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане в мотострелковом батальоне.
- Что, командир, повидал сестренку? – улыбаясь, встретил сокамерника Фикса.
- Повидал. Тринадцать лет я ее не видел. Правду в народе говорят: брат и сестра, когда из одной чашки едят, а вырастут – разбросает жизнь. В семьдесят шесть мать умерла, я приезжал на похороны. Я тогда в Витебске служил. Сестра молодец: ей за пятьдесят уже и живет в деревне, а ей ее годов не дашь, – Новиков вынул фотографию, передал Фиксе. – На этом снимке ей сорок, а это дети ее: Иван сейчас уже служит на границе в Таджикистане, а Петька в девятом классе учится.
- Да, красота времени не подвластна, - посмотрев фото, согласился Фикса. – Правда возраст женщины годами не измеряется. Будешь хавать, командир, я взял тебе обед?
- Нет, Володь, спасибо. Что-то нездоровится мне сегодня. Давит на голову, и мотор стучит с утра. Переволновался, наверное. Кажется, всего в жизни насмотрелся, когда от взвода после боя живых семь человек оставалось. А здесь, казалось бы, простое свидание с сестрой, а что-то внутри перевернулось во мне. Я лягу…
Новиков подошел к своей железной кровате-шконке. Постоял, поправил подушку, лег.
Фикса сидел за столом напротив, молча смотрев на майора: «Сколько ему, сорок один? А на вид под шестьдесят. Да, потрепала жизнь майора. Ой, как потрепала».
Хотя и сам Фикса неслучайно оказался в камере-палате №14 СИЗО. Он даже не догадывался на воле, что у него столько болезней: и гастрит,
- Думал, с похмелья это, - как обычно шутил он, рассказывая Новикову о своих болячках. Как в камеру попал, мотор прихватил, чуть «кони не откинул». Сдал все анализы, кардиограмму сделал. Оказывается, гнилой ты, Вова, как тот помидор: снаружи красный, а внутри черный.
- Ты сколько за бугром был? – спросил Новиков.
- Год и три месяца, - ответил Фикса. – Сначала учебка под Борисовым, поселок Печи. Командир БМП я по военной специальности.
- В Борисове в учебке был? – снова спросил майор.
- Да, ты слышал про посёлок Печи?
- Кто же о нём не слышал в Советской Армии. Поговорка есть: «в русских печах хлеб пекут, а в Белорусских Печах - солдат…».
- Это точно сказано, - улыбнулся Фикса. – После гражданки думал сдохну, не выживу. Я осенью призвался, ночью привезли нас пятнадцать человек. В конце ноября уже снега полно было. Идем, плац - огромный аэродром. Все дорожки почищены – ни одной снежинки на них, и по бокам снег аккуратно обрублен. «Кантик», как говорили наши сержанты. Ух, и гоняли они нас, но беззлобно, для нашей же пользы. Это я там уже, за бугром понял. Прав был старший сержант Ермаков, белорус из Могилева, наш замкомандира взвода, говорил нам: «Все, что получите здесь за полгода, поможет в жизни выжить». Мне уже через четыре месяца после учебки помогло.
- После учебки сразу в Среднюю Азию: два месяца на акклиматизацию согласно инструкции и вперед? – Новиков улыбнулся.
- Так точно, товарищ майор. После учебки эшелоном через всю матушку Русь в учебный центр в Узбекистане. Там нас как экипажи уже формировали на БТР. Пять человек нас было в экипаже. Я вот здесь. Васек Ковылеев из Перми, а трое уехали по УДО досрочно «грузом двести», - Фикса нервно закурил.
- Знакомая статистика. Очень знакомая, - вздохнул тяжело Новиков.
- Для чего это было нужно, командир? – Фикса посмотрел в глаза майора. – Отдавали жизни ради чужой земли, за чужих людей?
- Нет, Володя, ты не прав! – майор взял Фиксу за руку. – Воюя и погибая там, мы защищали не чужую землю. Мы погибали, чтобы не пришла эта война к нам, на нашу землю. Это политика. Большая игра. Америка помогала «духам». Мы помогали правительству Афганистана. Это был полигон испытания: оружие, испытания солдат и офицеров. Инструкторами у «духов» сплошь американцы, и деньги в расчете были «американские рубли».
- Доллары я видел у убитых «духов» не раз, - подтвердил Фикса. Он встал, нервно прошел по камере четыре шага вперед, четыре назад. – Может, чифирку заварим, командир?
- Не возражаю, сержант, - Новиков попытался улыбнуться, хотя было видно - улыбка далась с трудом. – Помянем ребят.
- На волю бы сейчас, в березовую рощу. Пару девчонок на брата, - мечтательно произнес Фикса.
- Что, сразу пару? – майор уже искренне улыбнулся.
- Командир, я такой голодный. И пары было бы мало, наверное.
Фикса, вспомнив этот недавний разговор с майором, улыбнулся. Как сдал за последний месяц майор. Серый стал – лицо земляное, сгорбился. Он смотрел на спящего Новикова. Или, может, не спит майор? Он лежал как обычно на спине, скрестив руки на груди.