Иуда 'Тайной вечери'

Перуц Лео

– Серебряные коробочки для иголок, - ответил Иоахим Бехайм.
– А еще деревянные башмачки вроде тех, какие в Венеции называют "цокколи", "стукалки".

– Цокколи, цокколи...
– опять повторил свечник, точно и это слово заставило его глубоко призадуматься.
– И серебряные игольники, говорите? А вы уверены, что он еще жив?

– Мой должник? Да, жив, - отозвался немец.
– Мне так сказали.

– Жаль, - вздохнул свечник.
– Очень уж некстати, боюсь, что в таком случае я никак не смогу быть вам полезен. В самом деле, очень все неудачно складывается.

Я, видите ли, поставляю восковые свечи на похороны и на поминки, тем и зарабатываю, а оттого узнаю что-то о здешних людях, когда их уже нет на свете. Тогда ведь только и выясняется, кто они были и каковою славой пользовались при жизни.

– Правда? Вот как?
– удивился Бехайм.

– Но коли он жив, - продолжал свечник, - совет мой таков: обратитесь к кому-нибудь из носильщицкой гильдии и спросите его об этом человеке. Носильщики здесь, в Милане, почитай что во всех домах бывают, примечают, что там да как, ничего от них не укроется. Однако ж выбирайте, у кого груз полегче; у которого на горбу чересчур много ящиков да тюков, тот в разговоры вступать не станет, и так-то бесперечь орет "эй!", "гляди!", "прочь с дороги!", а уж тут вовсе облаять может и, коли призовет на вашу голову разве что чуму, или столбняк, или костоеду, считайте, вам повезло. Да, от миланских носильщиков еще не то услышишь!

– Я хотел спросить вас еще кое о чем, - сказал Бехайм.
– На днях я проходил по этой улице в намерении подсмотреть на вечер что-нибудь этакое... приятное...

– Этакое приятное на вечер?
– восторженно вскричал свечник. Знаю-знаю! Коли речь о приятном, за советом дело не станет. Подите на рынок и купите миноги! Вот уж поистине лакомство для тонкого ценителя, сущее объедение, и на них аккурат самая пора. Я их приготовлю, вы меж тем позаботитесь о вине, и мы с вами проведем замечательный вечерок. Один что-нибудь расскажет, потом другой...

– Но я-то думал тогда не о миногах, а о девушке, - перебил Бехайм.
– О хорошенькой девчонке, и, на счастье, встретил такую, которая очень мне приглянулась. Но я потерял ее из виду и не нашел, однако ж, сдается мне, она не раз проходила мимо ваших дверей, и если я ее опишу, вы, верно, скажете, кто она.

– Что ж, попробуйте!
– подбодрил его свечник.
– Только покороче, не то на рынке всех миног расхватают. На сей-то раз я вам угожу, потому что всех девиц в этом квартале знаю наперечет, еще с тех времен, когда собирался взять себе жену. Хотите верьте, хотите нет, они тогда стаями вокруг меня вились, ровно дрозды вокруг спелого винограда.

– И давно ли вы собирались жениться?
– спросил Иоахим Бехайм.

– Тому уж несколько лет, - вздохнул свечник.
– Точнее... н-да, лет двенадцать - пятнадцать будет. Вы правы: смерть и время - первейшие разрушители, и, отведавши уксусу, никак не скажешь, что он некогда был вином.

– Девушка, которую я встретил на этой улице, была юная и прехорошенькая, - сообщил Бехайм.
– Высокая, но хрупкого телосложения. А носик...
– он умолк и задумался, толком не зная, что сказать об этом носике, потом продолжил: - ...Очень шел к ее личику. И она вовсе не гордячка.

Увидев меня, улыбнулась и обронила платочек, вот этот, из доброго "боккаччино", чтобы я его ей вернул.

– Фу!
– воскликнул свечник.
– Экая негодница, знаки мужчинам подает! Не много вам чести будет от этой особы.

– А ну, поосторожнее!
– возмутился немец.
– Как вы смеете говорить о ней в таком тоне? И вообще, при чем тут честь? Я с нею развлечься хочу, и только. Какая еще честь?! Гром и молния, коли суп хорош, любая тарелка сойдет!

– Конечно, конечно!
– торопливо согласился свечник, не желая остаться без миног.
– Мое дело сторона. Поступайте с нею как вам угодно.

– До этого еще далеко, - посетовал Бехайм.
– Надо вам сказать, я и видел-то ее всего один раз.

– Ничего, увидите, как пить дать увидите, не раз и не два, - посулил свечник.
– Вы только пройдитесь мимо ее дома, а уж она будет стоять у окошка и тянуть шею, провожая вас взглядом. Или, зная, что вы пройдете мимо, сядет подле дома на лавочке, разряженная в пух и прах, как Пресвятая Дева перед Вознесением.

– В том-то и штука - я не знаю, где ее дом, не знаю, где ее искать.

– Где ее искать?
– загорячился свечник.
– Да повсюду, и на этой улице, и на той, в церквах, на рынках, возле балаганов - мест для поисков предостаточно, Милан - город большой.

– А кстати, - сказал Бехайм, - пожалуй, есть один путь, который приведет меня к ней.

– Сотня путей, - вставил свечник, словно от такого обилия путей Бехайму еще больше пользы.

– Она как будто бы знакома с одним человеком, - продолжал Бехайм, которого я могу описать вам очень подробно, потому что хорошо его рассмотрел. Высокий, худой, с впалыми щеками и орлиным носом, уже в летах, носит серые козловые штаны и старый затасканный плащ с узенькой бархатной оторочкой, иногда он поет вон там, на рынке.

– Поет на рынке?
– вскричал свечник.
– А в подпитии не пляшет ли гальярду3? Тогда мне понятно, кого вы имеете в виду. Да, этого человека я знаю. Он вроде как поэт, декламирует стихи собственного сочинения и со словами ловко управляется, ровно ткач с челноком. Он не из наших, говорят, не то из-под Аосты, не то еще откуда, однако ж гальярду пляшет не хуже коренного ломбардца. Как его имя или как он сам себя называет, я не ведаю, но вечерами его всегда можно найти в "Барашке", он сидит там с живописцами, музыкантами, пашквилянтами и мастерами-камнерезами из Собора, на всю округу шумят.

– Чрезвычайно вам обязан, - сказал Бехайм, - я как раз ищу нынче вечером веселой компании.

– Будет у вас компания, - заверил свечник, - и самая что ни на есть лучшая. Ступайте сейчас за миногами. Я же пока разведу огонь... да, и позаботьтесь о вине, а баранинка у меня найдется. Вы меня еще не знаете. Коли войду в раж, так вы целый вечер будете со смеху помирать над моими проделками. Хотите послушать, как я однажды оставил потаскушку без заработка?

Немец потер правой ладонью левое плечо, так он делал всегда, когда что-то было ему не ко времени и не по вкусу.