Иуда
Шрифт:
— Господи, кто предаст Тебя?
Однако Иисус оставил его слова без ответа. Затем смятение постепенно улеглось, и ученики стали с жаром перешептываться между собою.
Тогда Иисус взял хлеб, обмакнул его и в первый раз в этот вечер обратился к Иуде. Он подал ему хлеб и взглянул на него.
— Что делаешь, делай скорее! — тихо произнес он.
Иуда принял хлеб, растерянно посмотрел на него, отложил его в сторону пугливым жестом, встал и поспешно вышел из комнаты.
Очутившись на улице, он остановился и прислонился к стене, чтобы не упасть. Вся мука, которую до сих пор ему удавалось
Да, — шептал он про себя: — надо покончить с этим, — я хочу быть свободен!
«Да если б я даже и захотел, теперь уж отступать невозможно; теперь ведь дело уже сделано.»
Эта мысль как бы дала ему толчок, и он стал поспешно удаляться.
На условленном месте, за городскими воротами, он увидел в темноте человеческую фигуру, шагавшую взад и вперед. При виде ее он почувствовал неприязнь к ней и остановился. Но его уже увидали, и фигура стала быстро приближаться к нему.
— Ты долго заставил меня ждать, — произнес сухой, насмешливый голос: — но у меня хороший запас терпения, и я отлично знал, что ты придешь.
И тотчас Иуда узнал лицо с острыми очертаниями, с хищным взглядом и язвительной улыбкой. Но ом не боялся больше старого фарисея.
— Ты нарушил свое слово! — сказал он вызывающим тоном. — Где тот, молодой? С тобой я не хочу иметь дела.
Фарисей презрительно пожал плечами.
— Он глупец, не захотел идти, — видишь ли, он еще так юн, — потом это обойдется. Да мы же с тобой и лучше подходим друг другу. А теперь нам надо отправляться. Идем скорей!
Но Иуда не трогался с места. Фарисей положил ему руку на плечо, но он сердито стряхнул ее. Тогда тот зорко на него посмотрел и сказал:
— Послушай, я дам тебе совет: если ты хочешь чего-нибудь, то для тебя не должно существовать ничего, кроме того, чего ты хочешь. Боюсь, что я ошибся в тебе, что ты просто самый заурядный…
Иуда запальчиво прервал его речь:
— Я сделаю это, но ты не знаешь, из-за чего я готов это сделать. Это не ради вас, — я вас всех ненавижу и презираю, — слышишь ты, я ненавижу вас всех!
Тот поднял плечи.
— У всякого свои причины! — сухо промолвил он. — Не будем терять времени в болтовне!
Он пошел по направлению к городу. Иуда следовал за ним на некотором расстоянии. Его мучил один вопрос; он должен был получить от него ответ. Он ускорил шаги и поравнялся с фарисеем.
— Скажи мне, — обратился он к нему: — ты делаешь это не по той же причине, как другие. Из-за чего ты это делаешь?
Тот взглянул на него и холодно ответил:
— У меня та же причина, что и у тебя!
Иуда вздрогнул и отошел от него.
— Из-за чего ты это делаешь? — повторил он глухо и настойчиво.
Тогда тот остановился и захохотал.
— Глупец! Из своей собственной выгоды, конечно!
И он пошел дальше.
Иуда посмотрел ему вслед и провел рукой по лбу. Что это, воображение? Когда раздался этот хохот, то лицо фарисея показалось ему как-то странно похожим на лицо Аввы, слабоумного нищего. Он снова последовал за ним, но
В это самое время Иисус со своими учениками вышел из Иерусалима. Они направились к Елеонской горе; но, достигнув Гефсимании, Иисус оставил там всех прочих апостолов и взял с собою только Петра и двух братьев, Иакова и Иоанна. С ними Он вошел в масличный сад, где часто имел обыкновение отдыхать.
Тогда Петр сказал:
— Господи, мы разве здесь останемся на ночь?
Но Иисус продолжал идти, как будто не слышал его вопроса.
Спустя некоторое время Петр сказал опять:
— Господи, куда идешь ты? Мы устали, не лучше ли нам остаться здесь и уснуть?
Тогда Иисус остановился, рассеянно взглянул на него и наклонил голову.
Ученики легли. Иаков тотчас же погрузился в сон; вскоре заснул и Иоанн. Но Петр долго сидел и бодрствовал; его лицо все еще хранило выражение презрения и гнева, с каким он во время вечери смотрел на Иуду. Наконец, он взглянул на Иисуса, все еще стоявшего возле него, и спросил:
— Господи, разве мы должны провести ночь без сна?
Тогда Иисус обернулся к нему и стал всматриваться в него серьезным и испытующим взором.
— Бодрствуйте и молитесь, да не впадете в искушение! — произнес Он.
Петр вздрогнул и вопросительно взглянул на Него; в этих словах ему почудилось что-то вроде укоризны. Но Иисус уже отвернулся от него. Тогда Симон Петр лег; долго лежал он, задумчиво уставившись глазами в пространство; не раз он энергично встряхивал головой, и на губах его снова мелькало презрение. Но, наконец, сон одолел и его.
Иисус тревожно ходил взад и вперед; порой Он останавливался и прислушивался. Но кругом, во тьме ночи, царили тишина и безмолвие. Наконец, Он подошел к ученикам; видя, что они спят, Он нагнулся было к Петру как бы для того, чтоб его разбудить, но затем снова выпрямился, так и не дотронувшись до него. Он отошел и лег на землю, поодаль от них. Он был изнеможен, — изнеможен смертельно.
Раздался шорох в воздухе, и Иисус уже был не один. Возле него стоял темный призрак, распростирая над ним свои крылья. Одну руку он тяжело опустил на Его плечо, другой указывал вдаль, в глубину мрака. Он смеялся, но печаль, как неподвижная маска, лежала на его лице.
Иисус взглянул по направлению его перста. Там точно что-то шевелилось, — какой-то сгущенный мрак во мраке, но он пронесся мимо и исчез. И внезапно он увидел перед собой образ Иуды, точно залитый неумолимо резким светом, он увидел его лицо и глаза, устремленные на него с немым, обвиняющим вопросом. Душа его преисполнилась горькой, безутешной скорби, над головой своей он услыхал мертвенный, беззвучный хохот призрака.
Он встрепенулся; не звук ли шагов коснулся его слуха? Да, он действительно слышал их, тяжелые, грубые шаги, которые теперь к нему приближались! Он хотел приподняться, но не мог; Его члены были точно налиты свинцом. Тогда Он остался лежать, прислушиваясь к этим шагам, все более и более приближавшимся, приближавшимся неумолимо, словно это его судьба шла к нему навстречу в безмолвии ночи. Вот они уже совсем возле Него; вот они остановились, но в отдалении слышался лязг оружия и гул человеческой толпы.