Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
Иван конём надвинулся на старшого, но тот выставил копье:
– А ну не озоруй! Сейчас такие времена, что каждый себя князем сказать норовит!
– Да как ты смеешь, пёсья харя, князя порочить?
– не стерпел Мирон и хватанул из ножен меч.
– А ну прочь, пока цел!
Он махнул мечом и перерубил древко копья у самого наконечника. Это было началом. Боярские отроки кинулись на берладников. Кто-то поспешил затворить ворота, несколько человек устремились в глубь усадьбы, зовя подмогу, но берладников было больше. Те, кто не схватился с
Несколько человек, среди них Бессон с Ермилом, перевалили через тын. Одного пришпилили стрелой к забору, ещё двух зарубили, но берладники успели скинуть засов, и конники ворвались внутрь усадьбы.
Сеча сразу растеклась по двору. Метались перепуганные холопы, бегала челядь, визжали девки. Берладники рубили отроков с коня. Иван с Мироном и Степаном пробились к крыльцу первыми. От Степанова топора затрещала дубовая дверь. Ещё несколько молодецких ударов - и она разлетелась пополам. Подоспевшие берладники хлынули внутрь, еле успев пропустить князя.
Нашли забившуюся в угол ключницу, нескольких дворовых девок и старуху, которая начала было плеваться в ватажников, бормоча заговоры. Какой-то горячий парень наотмашь ударил её мечом - старуха рухнула поперёк всхода.
Иван выскочил на крыльцо. Ватага уже хозяйничала на подворье. Волокли добро, хватали визжащих девок, сбивали замки с клетей.
– Боярин, пёс, ушёл!
– крикнул Иван.
– Боярина ищите!
– Не мог он уйти!
– кое-кто из ватажников побросал работу.
– Мимо нас и мышь не проскочит…
– Эй!
– вдруг откуда-то снизу послышался шёпот.
– Эй, находник! Сюды глянь! Да пониже…
Иван поискал глазами, даже перегнулся через перила крыльца и ахнул - под крыльцом была устроена конура, возле которой на цепи сидел заросший грязный мужик. Стоя на коленях, он двумя руками держался за ошейник.
– Ты чего тут?
– Боярин Удача меня на чепь посадил заместо кобеля. Видал я, куды он схоронился. Вели освободить меня - покажу его заимку!
Крикнув своих, Иван скатился с крыльца. Мужик только прижмурился, когда топор Мошки разрубил цепь у самого ошейника и вскочил на ноги с таким видом, словно хотел лететь.
– Вон куды он схоронился!
– бросился бежать, указывая на маленькую дверцу.
– Там подклеть, а оттуда ход идёт в огороды.
– На огород, живо!
– Человек пять ватажников во главе с мужиком бегом бросились на поиски.
Кабы не мужик, ушёл бы боярин Удача. Тот углядел его за голыми кустами и ринулся головой вперёд. Удача Прокшинич зарычал зверем, стал отбиваться и успел поранить мужика, но тут подоспели другие ватажники. Навалились кучей, заломили руки назад и волоком притащили на двор. Мошка вёл пошатывающегося мужика. Голова того была в крови.
– Ишь ты, - Иван, облокотясь на перильца крыльца, смотрел на боярина.
– Строптивый…
– Ишшо какой!
– загомонили ватажники.
–
– Сами вы хуже псов поганых!
– вскинулся Удача.
– Налетаете, ни князя, ни Бога не боясь!
– Бог-от далече, а князь… Где твой Юрий? Никак в Суздале сидит, носа высунуть боится, - усмехнулся Иван.
– Ничо, - проворчал боярин.
– Ишшо поглядим, чей верх будет!
– Хвалилась жаба море выпить - тут её и порвало, - скривился Иван.
– Мне твой князь не страшен. Да и ты сам… Чего с тобой творить?
– Дозволь, господине, его на мою чепь посадить!
– подал голос давешний мужик.
– Пущай побудет в моей шкуре!
Удача Прокшинич не стерпел. Зло плюнул в сторону Ивана:
– Холоп… б… сын!
У Ивана чуть шевельнулись скулы. Берладники не удивились, когда он резко выпрямился и отступил от перилец:
– Вздёрнуть. Тут!
Отвернулась удача от Удачи Прокшинича, боярина Суздальского. Взлетел он над воротами терема в петле, закачался, задёргал ногами, вываливая язык, да вскоре и затих. И не видел уже, как проезжали из разорённой усадьбы подводы, гружённые добром, как вели под уздцы его коня, как жадно ватажники поглядывали на лари с заветным золотом.
Уже когда трогались в путь, подёргал Ивана за полу опашеня тот мужик в пёсьем ошейнике:
– Слышь, господине, прими меня к себе! Не пожалеешь!
– А тебе на кой? Ступай себе домой!
– Некуды мне ворочаться. Боярин Удача избу мою старосте отдал, батьку насмерть запорол, а мамку… Эх, да что говорить! Не возьмёшь - нож достану и в леса уйду. Разбоем жить стану, а к боярам не ворочусь.
Иван оглянулся на своих. Ватажники посматривали на мужика с пониманием. Берладники сами в своё время уходили от злых бояр, бежали от лихоимства и несправедливости искать лучшей доли. Далече Дунай, да ведь добирались.
– Добро, - кивнул Иван.
– Бери коня, какого хошь да сымай с убитых чего приглянется, - он указал на боярских отроков, порубленных в бою.
– Мошка! Присмотри за мужиком… Как, бишь, звать-то тебя?
– Михайлой поп крестил.
– Ну и ладно. Поспешай! Нам ждать недосуг.
Иван первым выехал за ворота. Распахнулся навстречу зимний лес. День выдался ясный, морозный. Кони ходко рысили по тропе, выдувая пар из ноздрей. Впереди - дозорные, озираясь по сторонам - всё-таки чужая земля.
С осени не был Иван в Смоленске. Как призвал Изяслав Мстиславич брата своего Ростислава на войну, так и колесил по Руси. Сперва тревожили Суздаль - налетали на посёлки, городцы и монастыри. Где просто пошалят, а где пожгут. Уводили в полон селян, угоняли скот, пустошили усадьбы. Иногда собирали городки ополчения - тогда был настоящий бой. В другое время озоровали помаленьку. Иван, коего даже сам князь кликал Берладником, собрав кроме своих людей ещё сотню отчаянных голов, отваживался подходить чуть ли не под стены Ростова и Суздаля. Правда, в бой не ввязывались - ждали, когда на вызов ответит Юрий Суздальский.