Иван Безуглов
Шрифт:
– Как видите, шеф.
Иван с изумлением посмотрел на девушку, в устах которой эта новообретенная фамильярность звучала на редкость фальшиво.
– На вас тоже были наручники, Таня?
– Меня удостоили только веревки, - она криво улыбнулась, еле сдерживая слезы.
– Пока вы лежали без сознания, я сумела освободиться, - она кивнула головой в сторону, где на полу валялись ее узы.
– Зеленов и его дружки вряд ли рассчитывали, что мы сумеем так быстро прийти в себя. Где мы, как вы думаете?
– Явно в загородном доме... впрочем...
– он раскрыл глаза в безмерном
– Таня! Негодяи привезли нас в мой собственный дом! Я не рассказывал вам, что купил его прошлой осенью у бывшего секретаря райкома партии? Но зачем они устроили с нами такую жестокую шутку?
– Иван, Иван, - Таня снова смотрела на него с нежностью, - как же вы простодушны. Видимо, им приказали не причинять нам вреда, так что оставить нас просто в лесу они не могли. А собственного убежища раскрывать нам не захотели.
– Я не об этом, - Иван мотнул головой, - зачем было вообще устраивать эту трагикомедию?
Вместо ответа Таня взяла его руки в свои и погладила скованные железными браслетами кисти. От этих сильных пальцев исходило волнующее живое тепло, передававшееся, казалось, в самое ее сердце.
– Милый мой президент, - рассмеялась она, - вы забыли, что сегодня в девять тридцать утра мы должны подписывать контракт? У вас вылетело из головы, сколько у нас конкурентов? Вся деловая Москва завидует вам, Иван.
– Ох, вряд ли мне кто-нибудь завидует сейчас, - Безуглов не отстранял рук, - разбитый, невыспавшийся. Сейчас бы поспать хотя бы час, но на этой даче всего одна кровать. Что же нам делать с этим украшением?
– он бросил взгляд на наручники.
– У меня здесь есть кое-какие инструменты...
Под первыми лучами весеннего солнца уже наполнявшими здание, Таня легко отыскала в чулане металлический ящик с американскими слесарными приспособлениями. Изнеможенным голосом Иван давал ей советы - но ни плоскогубцы, ни клещи не помогали.
– Погодите, Иван, тут нужно что-то вроде шпильки, - сказала Таня.
– Вы же не носите шпилек, - через силу улыбнулся Иван.
– Не беда, - отвечала Таня.
Зардевшись, она вышла в соседнюю комнату, где стянула через голову свитер, расстегнула белый лифчик и, вынув из него металлическую застежку, распрямила ее, превратив в подобие отмычки. Она с грустью посмотрела на свою обнаженную грудь - маленькую, как у подростка, но такой же безукоризненной формы, как у младшей сестры, с алыми вишенками сосков, словно устремленными вперед, в неведомое будущее. Мне двадцать четыре года, - вдруг пронеслось у нее в голове, - но ни один мужчина до сих пор ни разу не прикоснулся к этим сокровищам. Для кого я берегу их? И стоит ли их беречь, если этот - единственный, достойный притронуться ко мне - твердый и нерешительный, отважный и робкий, проницательный и наивный - холоден, как весенняя льдина на Москва-реке? Наверное, он даже не заметит, откуда я взяла этот волшебный ключик, - с грустью подумала она.
Она вставила выпрямленную застежку в скважину наручников и несколько раз повернула ее. При очередном нетерпеливом движении замок вдруг щелкнул - и Иван оказался свободен. Он вскочил на ноги и даже подпрыгнул от радости, а Татьяна смотрела на него таким счастливым взглядом, что
– А я?
– вдруг сказала она вслух.
– Кем же стала я? Автоматом для работы на компьютере и перевода с испанского?
– Нет, Таня, - голос Ивана вдруг стал хриплым и нежным, - нет. Ты думаешь, я смогу когда-нибудь забыть твое ночное путешествие во имя моего спасения? Ты думаешь, я не догадался, откуда ты взяла этот волшебный ключ, которым открыла мои оковы? Ты думаешь, я смогу забыть об этом?
Он подошел к ней так близко, как никогда в жизни, и обнял ее худенькое тело. Маленькая, почти детская грудь Тани сквозь тонкий свитер ощущала биение его сердца. Наверное, она успела бы замерзнуть без лифчика, если бы не неожиданное объятие в пустом доме, после всех страшных событий этой ночи. Но эти объятия продолжались недолго. Губы Ивана скользнули по щеке Тани, коснулись ее волос, и отстранились, словно наткнулись на невидимую преграду. Его могучие руки, легким движением обхватив ее талию, тут же разжались, так и не успев разбудить в ней того жара, который Таня испытала несколько минут назад, целуя скованного Ивана.
– Сколько времени, Таня?
– спросил он, отстраняясь.
– Половина шестого утра, - отвечала она, дрожа не то от холода, не то от разочарования.
– Надо ехать. Я еще рассчитываю успеть на переговоры. Что там?
– вздрогнул он.
С крошечной кухни донесся свист закипающего чайника.
– Не отпущу тебя без завтрака, - сказала она сквозь слезы.
– Не верю, чтобы у предусмотрительного Безуглова загородный дом был совершенно неприспособлен для жизни. Даже если ты еще не успел распорядиться о ремонте.
Вместо ответа Иван только рассмеялся и кивнул, увлекая свою гостью на кухню.
– Во-первых, если ты уже умылась холодной водой из-под кухонного крана и жидкостью для мытья посуды вместо мыла, то ошиблась, - он раскрыл дощатую дверцу в стене, и изумленная Таня увидела за ней великолепно оборудованную ванную комнату, облицованную синим кафелем и завешанную тяжелыми махровыми полотенцами. На полочке стоял шампунь и прозрачное глицериновое мыло, а в шкафчике, который не преминула открыть Таня, когда осталась в ванной одна - полный комплект мужских кремов и одеколонов. В ванной даже стоял благовонный запах лаванды, такой неожиданный в этом заброшенном доме.
– В этом жилье есть небольшой секрет, - сказал он, когда Таня, освеженная теплым душем, вышла из ванной. Ей так нравилось быть вдвоем с Иваном в этом странном месте, что она, казалось, начисто забыла про зловещие события минувшей ночи.
Он нагнулся и с видимым усилием потянул на себя неприметную ручку, укрепленную на одной из досок пола. Доска со скрипом поддалась, обнажив лесенку, ведущую в подвал. Иван зажег свет. В чистом и сухом подвале стоял сосновый стол и мягко урчал огромный американский холодильник. Кроме того, по всем стенкам стояли шкафы с разнообразной снедью.