Иван-Царевич и С.Волк
Шрифт:
– Что... Ты это серьезно?.. Это правда?..
– Да, это правда! Твой белобр... белокурый царевич, безусловно, очень мил, внимателен и красноречив, и я ему многим обязана, но если ты думаешь, что это мой идеал мужчины – ты ошибаешься. Его среди вас нет.
– Ах, нет... – Волк сосредоточенно прищурился и поджал губы. – Значит, даже так...
– Да. Исключительно.
– А знаешь ли ты, боярыня Елена, что слова твои натолкнули меня на одну мысль... В смысле, идею... Правда, она у меня и раньше была... Но сейчас, кажется, из
– Идею?.. План?.. Секрет?..
– Вот именно. Слушай сюда...
К вечеру следующего дня путешественники уже изнывали от жары.
Открывающийся взорам разморенной компании пейзаж безапелляционно наводил на мысль, что мир – это не блин, не шар и не тарелка, как считали некоторые лишенные воображения географы и астрономы, а большой желто-белый бутерброд: снизу – раскаленный янтарный песок, сверху – выбеленное беспощадным солнцем небо, и ничего более во всем мире.
– Это был первый теплый день? – задумчиво сбрасывая бурку за буркой с Масдая и меланхолично наблюдая за тем, как они планируют на стаю диких верблюдов, спросил Волк.
– Нет. Последний холодный, – удовлетворенно отозвался ковер.
Но, так или иначе, перемена в погоде пришла слишком поздно.
Иванушка успел заболеть.
Он упорно не хотел признаваться в этом и мужественно терпел и бодрился, но когда в сорокаградусное пекло вечером он рассеянно пожаловался на холод, Серый заподозрил неладное. Утром же, когда ночная прохлада не успела еще раствориться под напором обжигающих лучей раскаленного шатт-аль-шейхского солнца, а царевич уже вяло удивлялся, откуда в такую рань такая жара, худшие опасения Волка подтвердились.
Он осторожно приложился губами к огнедышащему лбу друга и констатировал факт:
– В горах ты простудился, обморозился и, скорее всего, у тебя даже пропадет голос.
– Это был твой прощальный поцелуй? – слабо попытался пошутить Иванушка.
– Не говори глупости. Сейчас мы применим мое кольцо, и через пятнадцать минут ты про свою болячку и думать забудешь. А температуру все нормальные люди меряют только губами. Рука обманет, а губы – самое то. Народная мудрость. Куда там, говоришь, нужно руки приложить?..
Но кольцо не помогало.
Сколько Серый ни старался, ни концентрировался, пыхтя и прищуриваясь – ответного импульса от инготского артефакта он не ощущал.
– Тьфу ты, чтоб тебя... – после пятнадцатой попытки со злостью стряхнул он бессильное кольцо с пальца и стал снова привязывать на кожаный шнурок.
– А что это у тебя такое оригинальное? – заинтересованно протянула руку Елена. – Можно посмотреть? Это старинной работы?..
– Это мое, – хмуро буркнул Волк, надевая шнурок себе на шею, как будто это объясняло все. – Ты людей лечить умеешь?
– Вообще-то, я царевна, – презрительно фыркнула
– Понятно, – кивнул Серый. – Значит, никакой пользы от тебя быть не может.
– Сергий!.. – укоризненно вздохнул Иванушка и закашлялся, – Твой утилитарный подход... предпосылка твоей концепции...
– Чего это он? – испуганным шепотом спросила стеллийка, на всякий случай отодвигаясь от больного подальше.
– Бредить начал, – озабоченно отозвался Волк, забыв на время их распри. – Скорее бы лекаря найти какого-нибудь... Да где же его тут, в пустыне, возьмешь...
– До Шатт-аль-Шейха полтора дня полета осталось, – вмешался примолкший было Масдай. – А быстрого лету – день. Если погода не испортится, ночью там будем. Остановимся в караван-сарае...
– Чево-о?.. В каком еще таком сарае?!.. Че уж сразу не в коровнике-то? – возмутился Волк.
– Это у сулейманов так постоялые дворы называются, – прокашлял со своего ложа царевич.
– А ничего ты не путаешь? – с подозрением переспросил Сергий.
– Я по географии и страноведению в школе одни пятерки получал, – не преминул скромно заметить тот.
– Хотя, лучше было бы, конечно, днем отдыхать, а ночью лететь, – продолжил развивать свою мысль ковер. – Мне-то все равно, а вам, людям, легче было бы...
– Так-то оно так, конечно, – вздохнул Серый, – Да только пораньше надо в город-то попасть. Плохо ведь Иванушке-то нашему!
– Мне не плохо, мне вполне хо... нор.. в смысле, бывает и хуже...
– Молчи, тебя не спрашивают.
Если бы у Масдая была голова, он бы ей решительно покачал.
– Раньше – никак. Если только по дороге бедуины попадутся, у них может быть знахарь какой-нибудь, и если...
– Какие бабуины? – опять не понял Сергий.
– Бедуины, я говорю!.. И если...
– Я буду смотреть вниз, – робко вызвалась добровольцем Елена, чувствовавшая себя каким-то непонятным образом виноватой в нездоровье царевича. – И если увижу каких-нибудь обезьян – сразу крикну. Хотя как они будут лечить царевича Иона, я...
– Бедуины!.. – раздраженно повторил Масдай.
– Я и говорю, обе...
– Кочевники, невежи! Кочевники! Люди такие!..
– А откуда ты-то все это знаешь? – подивился Иван.
– Ну, это же моя родина... – снисходительно хмыкнул ковер. – Я тут все барханы как свои три тысячи кистей когда-то знал. Даже если триста лет пролетаешь по заграницам – дом не забудешь никогда... Помнится, однажды, когда я был еще маленьким ковриком, попали мы с моим хозяином в самый свирепый самум – только саксаул с тамариском, выдранные с корнем, над барханами вились, как тысяча шайтанов ... – углубился он в ностальгические воспоминания, плавно набирая высоту.
– Кто-кто-куда? – переспросил у Иванушки настороженным шепотом, не желая выдавать свое дальнейшее невежество перед Масдаем и, что самое главное, перед Еленой Прекрасной, Волк.