Иван-Царевич
Шрифт:
– Куда уж ближе? Забавы кончены.- Кощей вытащил наконец саблю и поднес ее к губам царевича.- Боле не будет тебе воскрешенья. Прощайся с белым светом.
В ответ Иван выплюнул сгусток крови ему на сапог.
– Ишь, храбрец какой!
– удивился чернокнижник.- Жаль, некому про тебя былины слагать.
Он занес для удара саблю, и вдруг разнесся окрест чей-то голос - не Марьи Моревны и не Ивана-царевича.
–
И разбежались два коня на обе стороны. Не люди и не послушное оружье, ибо оружье нечем им держать. Но каждый поднял одно копыто и ударил, будто молотом по наковальне. А промеж двух копыт очутилась голова Кощеева. И лопнула она, как спелый арбуз,- одна борода осталась.
Чернокнижник постоял, покуда не разверзлись на теле его все раны, что прежде вреда ему не причиняли, а после без шуму и треску рассыпался на части.
Иван-царевич поднялся, не веря глазам своим. Больно уж внезапно и чисто сработано, быть не может, чтоб окончательно. Стиснув пальцами серебряную рукоять меча, ждал он продолженья. Но Марья Моревна мягко тронула его за руку и заставила вложить саблю в ножны.
– Все, Ванюша,- сказала она, заботливо утирая кровь с лица его.- Теперь можно и восвояси. Глянул на нее Иван и кивнул.
– Хорошо бы, да не все. Дело доделать надо.
Посмотрела она, посмотрела, как собирает он ветки да сучья для костра, потом принялась ему помогать.
Покидали они в тот костер останки Кощея Бессмертного, а сами сели поодаль поглядеть да все подбрасывали дров в огонь - а ну как останется от злодея что-нибудь, кроме самого мелкого пепла. Вечерело. Ветер тихо шептался с листами и с травою, а когда подернулось солнце розовой дымкою, обернулся ревущим ураганом, развеял тот пепел без следа и стих в одночасье.
Взял Иван-царевич Марью Моревну за белы рученьки, заглянул ей в очи, легонько, едва касаясь (губы-то разбиты), поцеловал в лоб, в обе щеки, потом в уста сахарные.
– Привез и возвращаю,- напомнил он ей сказанные при прощанье слова.- Вот теперь можно и восвояси.
Но вдруг с приглушенным проклятьем опять вырвал из ножен саблю. Марья Моревна уставилась на него, потом на кострище - неужто из пепла возродился? Но нет - лишь тонкий дымок еще вился над землею. Теперь и она разобрала то, что достигло ушей ее мужа в вечерней тиши.
Мерный
Размахивая саблею, взбежал Иван на холм, над поляною нависший. Вид его был грозен, хоть и едва ль он смог бы чем его подтвердить. Постоял на гребне, озаренный последними лучами, вглядываясь в дали неоглядные, а потом как завопит:
– Шибче надо было ногами-то перебирать! Опоздали!
В сопровождении всей рати царства Хорловского отправились Иван-царевич с Марьей Моревною домой - она на Кощеевом коне, он на своем Сивке. Ехали шагом, чтобы пешие ратники за ними поспевали, чтоб песня их веселая слух ласкала.
– Истинно, Ваше Величество, есть на свете лучшие забавы, чем попусту в поход идти,- заметил гвардии капитан Акимов.
Два дня спустя достигли они терема Прекрасной Царевны, а там, к Иванову облегченью, застали Бурку. Жив-здоров, правда, изрядно медведем помят. Нашел-таки дорогу домой, прибежал в родную конюшню. Встретил он хозяев с несказанной радостью - чего еще бессловесному животному остается? Как уж он выбрался из краев Бабы-Яги, как пересек Огненную реку - никому узнать не довелось, да никто и не выспрашивал. Но Иван-царевич рассудил, что быстрые ноги, храброе сердце и тоска по дому где хочешь проведут.
Поправив дела по хозяйству, опять в дорогу снарядились - к Ивановой родне. Сперва к сестрицам да к зятьям, после в Хорлов, к родителям любезным, к царю Александру да к царице Людмиле. Всюду встречали их как самых дорогих гостей. Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Стали жить-поживать, добра наживать, а как понаедут в гости Катерина со своим Соколом, Лизавета с Орлом иль Елена с Вороном - то и вино да медок попивать. Не за ради пьянства, за ради веселья. А коль переберут когда - так спросу с них нет.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Выдь на волю в день летний, погляди на песок прибрежный. Выдь осенью, полюбуйся на листья опавшие. Зимою выдь, на поземку глянь. Вишь, как песчинки, да листочки, да снежинки кружатся в воздухе - сходятся-расходятся. Может, ветер их гонит, а может, и неупокоенный дух Кощея Бессмертного мечется по свету, тщится из пепла восстать. Но ты не кручинься, когда дело к ночи идет: ничего у него покамест не вышло.
Однако ж...
[1] Прозвище Аттилы, предводителя гуннов. (Здесь и далее примеч. перев.).