Иванъ едоровъ и его потомство

На только что открытомъ памятник дьякону церкви Николы Чудотворца Гостунскаго Ивану едорову сдлана надпись, говорящая о томъ, что онъ «перве нача на Москв печатати святыя книги въ лто 7071-е, (т. е. 1563-е отъ Р. Х.) апрля въ 19 (день)». Эта надпись, какъ извстно, взята почти цликомъ изъ послсловія къ первой московской печатной книг — Апостолу — начатой въ этотъ день и конченной въ 1 марта слдующаго года. Надпись эта отмтила собой не только подвигъ дьякона церкви Николы Гостунскаго и его товарища и помощника Петра Тимоеевича Мстиславца. Надпись эта напомнила не только событіе первостепенной важности въ культурной исторіи Москвы: событіе, совершившееся въ Москв въ 1568 и 1564 годахъ, иметъ право и на боле крупное, нежели мстное, значеніе: послдствія появленія первой московской книгопечатни нашли себ отзвукъ не только въ Москв, въ Московскомъ государств, но и далеко за предлами тогдашней Россіи, и послдствіями своими совершенное въ Москв въ XVI в. Иваномъ едоровымъ дло еще живо даже до днесь; хотя непосредственное значеніе его въ наши дни и сузилось, но еще не такъ давно — 200 лтъ назадъ — оно имло общелитературное и общекультурное значеніе у насъ, а въ другихъ странахъ еще въ 20-хъ годахъ XIX-го вка чувствуется живая связь литературы и печатнаго дла, какъ орудія этой литературы, съ дятельностью Ивана едорова и его товарища. Не касаясь дятельности Ивана едорова въ Москв, почти не касаясь ея въ предлахъ русскаго племени, я бы хотлъ напомнить нсколько данныхъ, которыя бы помогли намъ оцнить, скоре почувствовать, все великое значеніе дла Ивана едорова за предлами Россіи, главнымъ образомъ въ славянскомъ мір, по крайней мр въ той его части, которая была, въ своемъ прошломъ, связана съ Русью общностью культурнаго источника — Византіи. Въ этотъ славянскій культурный міръ необходимо включить не только народности

славянскія: съ нимъ въ своемъ прошломъ связана отчасти и романская народность въ лиц румынъ, какъ извстно еще очень недавно въ области религіозныхъ интересовъ шедшихъ вмст съ Русью и юго-славянами и до сихъ поръ, хотя уже въ иной оболочк, сохраняющихъ свою связь съ Византіей.

Вели мы окинемъ взглядомъ главнйшіе моменты появленія книгопечатанія среди южныхъ славянъ, румынъ и русскихъ, то тотчасъ же замтимъ, что первенство въ этомъ отношеніи не на сторон Руси: первая славянская книга — я имю въ виду намченный кругъ — напечатанная кириллицей, явилась въ 1491 году въ Краков, среди польской народности, давно уже пріобщившейся къ западно-европейской латинско-германской культур и чуждой почти совершенно связей съ византійской — восточной; первая печатная книга у южныхъ славянъ, славянъ византійской культуры, явилась черезъ три года: это былъ напечатанный по повелнію черногорскаго воеводы Гюрга Црноевича Октоихъ, на Цтинь въ 1494 году; въ 1510 (или 1508) году (кажется, врне въ 1512) мы видимъ первую славянскую книгу, напечатанную въ Валахіи — въ Терговищ по повелнію воеводы угровлахійскаго Іо Басарабы. И только въ 1563 году по повелнію царя Іоанна IV начата былъ печатаніемъ въ Москв Апостолъ Иваномъ едоровымъ и Петромъ Мстиславцемъ. Т. о. Русь отстала отъ юго-славянъ на 70 лтъ слишкомъ въ пользованіи новымъ могучимъ двигателемъ просвщенія отъ юго-славянъ и на 50 лтъ отъ Молдаво-валаховъ. Конечно, эта цифра увеличится еще — перейдетъ за сотню лтъ, — если сопоставить ее съ датой первой западно-европейской печатной книги.

Но если это сопоставленіе — хронологическое — и не увеличитъ значенія дятельности Московскихъ печатниковъ, то, смло можно сказать, оно и не умалитъ его по отношенію къ нашимъ собратьямъ по культур: послдствія, хотя запоздалаго, появленія русской печатной книги, несмотря на печальную судьбу [1] первыхъ шаговъ книгопечатанія въ Москв, послдствія эти оказываются все еще столь богатыми, что за русской печатной книгой и ея первымъ творцомъ Иваномъ едоровымъ остается въ полной мр значеніе крупнйшаго событія въ славянскомъ мір. Это значеніе выяснится, если мы, хотя бы въ самыхъ общихъ чертахъ, прослдимъ исторію книгопечатанія у славянъ и на Руси.

Старйшей славянской книгой, напечатанной кирилловскимъ шрифтомъ, считается, какъ извстно, Осмогласникъ (октоихъ) напечатанный въ 1491 году въ Краков Швайпольтомъ Фолемъ, «изъ нмець, нмецкого роду, франкомъ». какъ онъ назвалъ себя самъ въ послсловіи въ книг. Образцомъ, по которому рзалъ свои матрицы и отливалъ буквы Фоль, для него была уставная юго-славянская рукопись, скоре всего болгарская, вка XIV-го, что видно если мы сопоставимъ шрифтъ Октоиха съ юго-славянской рукописью этого времени; это же доказываетъ и языкъ и правописаніе этого первенца славянской печати. Каковы были побужденія, которыми руководился Фоль, предпринимая свой трудъ, будучи «нмцемъ, нмецкого роду, франкомъ», притомъ въ Краков, гд господствовала латино-германская культура, отнюдь не склонная итти на встрчу византійско-славянскимъ потребностямъ, мы этого, къ сожалнію, боле или мене опредленно сказать не можемъ. Такъ же мало мы можемъ сказать и о томъ, почему эта попытка Фоля оборвалась, продолженія не имла, почему Фоль остался, такъ сказать, безъ литературнаго и типографскаго потомства: мы, по крайней мр, при теперешнихъ нашихъ средствахъ не можемъ съ увренностью указать продолжателей или подражателей дла краковскаго архитипографа.

Хронологически слдующимъ и въ то же время боле важнымъ по послдствіямъ фактомъ является также Октоихъ, но напечатанный на этотъ разъ на юг славянства — на Цтинь, повелніемъ черногорскаго воеводы Гюрга Црноевича священникомъ Макаріемъ въ 1494 году. И для него образцомъ была рукопись юго-славянская XIV вка, сербская, скоре всего. Шрифтъ былъ изготовленъ, однако, не на мст, а въ Венеціи, которая, какъ извстно, была однимъ изъ наиболе раннихъ и въ то же время наиболе крупныхъ очаговъ первоначальной печатной книги; а съ другой стороны венеціанско-итальянская культура, ея вліянія должны быть признаны однимъ изъ главныхъ источниковъ культуры и ближняго востока — славянскаго — и дальняго — передней Азіи, особенно въ первое время посл турецкаго разгрома. О повод предпринять такое крупное дло, какъ печатаніе книгъ, намъ сообщили въ послсловіи первой Цтинской печатной книги сами Црноевичъ и Макарій: «Видвь азь вь Христа Бога благоврныи и Богомь храними господинь Гюргь Цьрноевыкь црькьвы праздны светыхь книгь, грхь ради нашихь разхищеніемь и раздраніемь агарянскыхь чедь, вьзрвновахь поспешеніемь светаго Духа… написахь сію душеспасную книгу…» Ниже повторено то же съ одной подробностью: «вьзревновахь поспешеніемь светаго Духа и сьставихъ форми, на нихьже вь едино лто осмимь чловкомь соврьшити охтоихь…» И такъ: недостатокъ и гибель, вслдствіе турецкихъ погромовъ массы книгъ (разумется, рукописныхъ), вызвали къ жизни книгопечатаніе на юг славянства. Нужда въ книгахъ остро чувствовалась, должна была быть удовлетворена насущнйшая потребность церкви и христіанства на разоренномъ славянскомъ юг. Насколько нужда эта была велика, можно судить по такъ называемому «Руянскому» евангелію [2] 1537 г.: инокъ еодосій съ нсколькими товарищами сами ржутъ буквы, какъ полагаютъ изслдователи, изъ дерева, чтобы отпечатать ими евангеліе; шрифтъ показываетъ очень небольшое искусство работавшихъ; и такого рода работу приходится исполнять въ то время, когда печатное дло у славянъ въ Венеціи, отчасти въ самой Сербіи кажется развитымъ даже до нкоторой роскоши въ изданіяхъ! Дйствительно, починъ сдланный въ Венеціи, откуда Гюргъ Црноевичъ получилъ шрифты, или, врне, формы (матрицы) для своего Октоиха, не могъ остаться втун: Венеція, въ лиц сербскихъ меценатовъ, длается надолго разсадникомъ юго-славянскихъ типографій и книгъ: цлое поколніе Вуковичей, начиная съ Божидара, содержитъ типографію въ Венеціи; отсюда печатные шрифты идутъ въ Горажде (1519), Милешевъ (1545), Блградъ (1552) и дале — за предлы Сербіи — въ Молдавію и Валахію, въ Торговище и т. д. Но это развитіе типографскаго дла въ Венеціи и на юг славянства, не смотря на вс благородный стремленія сербскихъ воеводъ и молдаво-валашскихъ господарей, не въ состояніи удовлетворить потребности: въ церквахъ «умаленіе» книгъ продолжается; тяжелыя условія порабощеннаго славянства имли слдствіемъ то, что возникавшія типографіи не могли долго существовать, должны были ограничивать свою дятельность немногимъ: многія изъ нихъ, каковы, напр., Блградская, Горажденская, можетъ быть, и Милешевская, ограничились выпускомъ одной — двухъ книгъ, посл чего замирали. Эти печальныя страницы изъ исторіи юго-славянскихъ типографій въ значительной степени опредлили собой судьбу и развитіе дятельности русской старопечатной книги.

Условія возникновенія, какъ первой русской типографіи, такъ и послдующихъ въ значительной степени отличны отъ юго-славянскихъ, если даже мы и замтимъ нкоторую аналогію съ вншней стороны въ исторіи тхъ и другихъ. Первое отличіе московскаго книгопечатанія отъ южнаго заключается въ томъ, что на юг славянства, иниціатива если и принадлежала лицамъ, занимавшимъ офиціальное положеніе, каковы зетскій черногорскій воевода Црноевичъ или молдавскій господарь, она носитъ все же характеръ иниціативы личной, выражавшей личную заботливость воеводы или господаря о нуждахъ церкви; въ другихъ случаяхъ, какъ напр., видно изъ послсловія Блградскаго евангелія 1552 г., мы имемъ дло прямо таки съ частной иниціативой и предпріимчивостью. Въ Москв начало книгопечатанія, если и считается иниціативой царя Ивана IV, было во всякомъ случа съ первыхъ же шаговъ дломъ государства, въ лиц царя заявившимъ о сознанной государствомъ потребности: какъ извстно изъ послсловія къ первопечатному

Апостолу Ивана едорова, появленіе печатнаго станка въ Москв связано съ тмъ, что съ одной стороны на Руси къ этому времени «многи святыя церкви воздвизаеми бываху», съ другой стороны съ тмъ и при томъ «паче же» (въ особенности) что эти церкви воздвизаемы были «въ новопросвщенномъ мст во град Казани и въ предлехъ его»: т.-е., дло связано было съ событіемъ общегосударственной важности — завоеваніемъ Казанскаго царства. Вторымъ побужденіемъ было также обстоятельство, имвшее въ XVI в. не частный, а общегосударственный характеръ: какъ довольно картинно объясняетъ то же послсловіе, царь, для удовлетворенія цлаго ряда новыхъ церквей, «повел святыя книги на торжищихъ куповати», но между покупаемыми «мали обртошася потребни (т.-е;, годны), прочіе же вси растлни отъ преписующихъ ненаученыхъ сущихъ и неискусныхъ въ разум, ово же и неисправленіемъ пишущихъ»: т.-е., книгопечатаніе явилось, какъ средство дать однообразныя, правильныя книги. Наконецъ, третьимъ побужденіемъ было то, что въ Москв уже знали о книгопечатаніи, не только у грековъ, въ западной Европ, но и въ Венеціи, т.-е. у славянъ [3] . Поэтому то съ первыхъ шаговъ московская печатня стала правительственной, содержимой не на средства лично царя или частнаго благотворителя, а казны: по указу царя, на его средства выстроенъ печатный дворъ, но находится онъ въ вдніи государственнаго учрежденія — приказа Большого Дворца, въ частности приказа книгъ печатнаго дла. Такое начало книгопечатанія, какъ дла государственнаго, обезпечило дальнйшую судьбу славянской печатной книги на Руси: несмотря на несчастія первыхъ лтъ существованія печатнаго двора, на смутное время литовскаго разоренія, печатное дло воскресло тотчасъ вмст съ государствомъ, при Михаил едорович и стало родоначальникомъ у насъ и гражданской печати. Тсно связанное съ внутренней политикой Московскаго государства, оно сохранило эту свою связь съ задачами государства и за его предлами. Этимъ объясняется въ значительной степени и дальнйшая судьба дла Ивана едорова и его товарища Петра Тимофеевича Мстиславца въ послдующее время за предлами Москвы. Я имю въ виду развитіе печатнаго дла на юг и запад Россіи — въ литовской Руси и въ Малой Россіи XVI–XVII в.в. Та сть типографій, которой покрывается юго-западъ русскаго племени во второй половин XVI вка и въ теченіе XVII вка, — прямо или косвенно — вся почти цликомъ связана съ московскимъ книгопечатаніемъ. Эта связь наглядно видна по самымъ книгамъ, вышедшимъ здсь: тогда какъ юго-славянскія изданія воспроизводятъ въ шрифтахъ свои южныя рукописи XIV вка, русскія юго-западныя книги вмст съ московскими взяли за образецъ московскую рукопись полууставную XVI вка. Начало книгопечанія, на юго-запад говоритъ о томъ же: отъ Ивана едорова непосредственно ведутъ свое начало типографіи: въ Заблудов (1568–69), Львов [4] (1573), Острог (1580–1612); отъ Петра Мстиславца: виленская (1575) [5] ; а то съ той, то съ другой изъ этихъ типографій связаны и другія юго-западныя: въ Евь (1611), Кіев (1617) [6] , Кутейн (1630) [7] ; Могилев (1616) и др..

Правда, для юго-запада Руси существовалъ и еще источникъ славянской печатной книги: это была чешская Прага, гд уже въ 1517 г. Францискъ Скорина печаталъ Библію, а въ 1525 г. онъ же печатаетъ уже въ Вильн Апостолъ; отъ этой послдней типографіи Скорины идетъ типографія Несвижская (1562), гд Симонъ Будный печатаетъ свой Катехизисъ, и, быть можетъ, отъ нея же идетъ та «бродячая» типографія, изъ которой около 1580 г. вышло такъ называемое «Евангеліе Тяпинскаго». Но дло Скорины, видимо, успха не имло, какъ не имла успха и попытка продолжать въ Вильн дло Швайпольта Фоля [8] въ лиц нкоего Василія Михайловича Гарабурды, напечатавшаго въ 1582 г., въ Виньн же, Октоихъ. Причину этихъ неудачъ надо видть съ одной стороны въ самомъ характер изданій Скорины, съ другой стороны, несомннно, въ той роли, которую Москва съ половины XVI вка начинаетъ играть во внутренней политик русскаго юго-запада и сосдней Польши. Дло въ томъ, что изданія Скорины и С. Буднаго, если и имли характеръ народный (языкомъ ихъ былъ языкъ русскій, отличный отъ литературнаго традиціоннаго, хотя уже мало-понятнаго), служили они, какъ, вроятно, и Евангеліе Василія Тяпинскаго, цлямъ частнымъ — сектантскимъ — небольшого сравнительно круга людей, примкнувшихъ или старавшихся примкнуть къ протестанствующимъ, социніанскимъ кружкамъ западной Руси, тогда какъ остальная часть русскаго населенія въ своей національно-религіозной борьб противъ Польши и католицизма съ его уніей тянула ясно къ единоврной Москв; а эта, также ясно, шла на встрчу юго-западному населенію русскому, въ то же время выполняя этимъ и свою государственно-политическую программу. Такимъ образомъ, если съ одной стороны частныя попытки въ силу своего характера оставались безъ видныхъ результатовъ и въ силу общаго положенія дла, то въ силу того же общаго положенія и благопріятныхъ обстоятельствъ частныя же попытки, встрчавшія поддержку извн, не пропадали безслдно; поэтому то «братскія» типографіи, типографіи, основанныя борцами за народность и православіе, въ род Хотчевичей (въ Заблудов), Мамоничей (въ Вильн), Острожскихъ (въ Острог), Львовскаго братства, Виленскаго, Кіевской лавры и др., оказались разсадниками печатнаго дла на запад и юг Россіи. А тутъ то, какъ разъ во время, является фактическая помощь изъ Москвы; оттого-то и Иванъ едоровъ и Петръ Мстиславецъ явились основателями цлаго ряда типографій, частью лично (Заблудовъ, Львовъ, Острогъ, Вильна), частью черезъ своихъ учениковъ и преемниковъ, каковы, наприм., Спиридонъ Соболь, А. Вербицкій.

Но этимъ роль Ивана едорова и его товарища, лучше сказать, ихъ дла, не оканчивается. Не говоря уже о Россіи, печатная книга славяно-русская, получившая свое начало отъ Московскаго печатнаго двора и нашедшая себ продолженіе въ западно-русскихъ и южно-русскихъ типографіяхъ, книга эта сыграла видную культурную роль и за предлами русскаго государства и русскаго племени, отчасти продолжаетъ эту роль и по сіе время. Страна, гд русская печатная кириллицей книга нашла себ примненіе и вліяніе, это — православный славянскій югъ, отчасти также Румынія.

Мы видли попытки юго-славянъ и румынъ, пользовавшихся въ церкви славянскимъ языкомъ до недавняго времени, бороться противъ «умаленія святыхъ книгъ» въ церквахъ, раззоряемыхъ и разграбляемыхъ «агарянскими чадами». Эти попытки начинаются ране появленія печатной книги въ Москв и на юго-запад Россіи, но рано же он и прекращаются: XVI-й и особенно XVII-й вка на Балканскомъ полуостров — время наибольшаго матеріальнаго гнета завоевателей турокъ и духовнаго гнета ихъ союзниковъ грековъ-фанаріотовъ; это время наибольшаго и матеріальнаго и литературнаго оскуднія на Балканахъ. Но это же время — начало духовной и культурной помощи замирающему славянству со стороны все боле и боле пріобртающаго значеніе міровой державы Московскаго царства. Та роль духовныхъ меценатовъ, которая принадлежала когда-то балканскимъ государямъ и ихъ преемникамъ, полувассальнымъ, полунезависимымъ деспотамъ, воеводамъ, господарямъ, постепенно переходить къ Московскому государству и русскимъ представителямъ науки и литературы: русскіе литературные памятники, русскіе списки славянскихъ, памятниковъ начинаютъ пестрть все боле и боле среди сербскихъ и болгарскихъ рукописей; а эти послднія все чаще и чаще начинаютъ пріобртать черты, типичныя для русскаго текста. Вмст съ этимъ въ сербскихъ и болгарскихъ церквахъ юго-славянская старая печатная книга все больше и больше замняется книгой московской, чаще южно-русской печати.

Это наблюденіе находить себ и фактическое подтвержденіе: на многихъ русскихъ старопечатныхъ книгахъ, находящихся до нын въ юго-славянскихъ церквахъ, или недавно тамъ бывшихъ и теперь перенесенныхъ въ общественный библиотеки, есть записи, свидтельствующія объ этой роли русской книги у юго-славянъ; такія надписи въ большомъ количеств найдемъ въ недавно (1902–1905 г.г.) вышедшемъ большомъ труд Л. В. Стояновича: «Стари Српски записи и натписи» (Блградъ — Академія). Приведу нкоторыя изъ нихъ для характеристики этихъ книжныхъ отношеній: