Иван Федоров
Шрифт:
Сердце Курбского тоскливо сжималось при воспоминании о жене и сыне, покинутых на Руси. Царь казнил обоих, не дав уехать. Да, та, русская, первая, была настоящей женой, а эта…
Воспоминание о казненных усиливало тревогу, вызываемую слухами о том, что литовские паны думают теперь пригласить на королевский престол царя Ивана.
Надо было отговорить друзей от подобной безумной затеи.
Восшествие на престол Ивана или кого-либо из сыновей его ничего доброго князю Курбскому не сулило.
Мешкать
А Марья Юрьевна знай себе заливалась хохотом и поводила толстыми плечами!
Наконец Курбский сумел удалиться в дальние покои с князем Острожским, с князем Сангушко, Александром Полубенским, когда-то разбитым им в Ливонии, и бывшим ливонским канцлером Воловичем.
Сидели на широких турецких диванах, пили, говорили о своих охотах, о достоинствах дамасской стали, о паратости борзой суки Романа Сангушко, единственной из всей своры не «сломавшей ног» при последней лисьей травле, спорили о голосах гончих.
Курбский усмехнулся.
— Я удивляюсь, панове, что такие опытные охотники, как вы, хотите дать провести себя больному волку!
Волович поднял коротенькие брови, словно не понимая намека. Сангушко, неопределенно усмехаясь, рассматривал на свет хрустальный кубок с рубиновым вином. Острожский переглянулся с Полубенским и вздохнул.
— Что вы поднимаете брови, пан канцлер? Вы прекрасно знаете, о чем я хочу сказать! Я говорю о желании некоторых моих друзей пригласить на королевский престол выжившего из ума больного распутника Ивана! — почти прокричал Курбский.
— А! — протянул Волович.
— Не горячись, князь Андрей! — миролюбиво промолвил грузный чернобровый Острожский и пригладил седой ежик волос на массивном черепе.
— Король Речи Посполитой — далеко не то же самое, что царь в Москве! — заметил Полубенский. — Разве речь шла об изменении королевского статута?
— Значит, речь о призвании Ивана все же велась? — вспыхнул Курбский.
Князь Острожский шлепнул толстыми ладонями по дивану и захохотал.
— Мне отнюдь не смешно! — обидчиво и запальчиво сказал Курбский.
— Пустое! — проговорил Острожский. — Пустое, князь Андрей! Мало ли какие ведутся нынче разговоры!.. Посуди сам: надежды на наше возвышение при Сигизмунде рухнули. Поляки хотят иметь королем католика. Надо же нам противопоставить их желаниям свое!
— Избирайте на престол кого угодно, но упаси вас бог от Ивана!
— Я слышал, что царю хотели предложить престол на условии отказа от Ливонии, от Смоленска и Полоцка, — равнодушно произнес Волович.
— То есть, пан канцлер, таковы выработанные условия, вы хотите сказать? — съязвил Курбский. — Отлично! А если Иван на них согласится?!
— А ей-богу, никаких условии никто не вырабатывал! — пожал плечами Волович. — Подтвердите мои слова,
— Вы не сознаете, что говорите, пан канцлер!
— А ей-богу, сознаю! Иван, слава богу, стар, Литва и Польша, слава богу, не Московия, и мы не московские бояре! Больше того, князь! Я бы даже считал полезным направить жестокость царя на поляков, на проклятых католиков. Вот бы где он напился крови вдосталь! Кровь собственных холопов ему, наверное, надоела!.. А мы бы тем временем расширили свои земли и свою власть.
— Пан канцлер, вы не знаете Ивана! Он не терпит посягательств на царские права! Он не терпит знатных и умных людей! Вы хотите его руками задавить католиков? Он их задавит. Но вместе со всеми нами!
Князь Острожский нашел нужным вмешаться:
— Полно! Еще никто не звал Ивана на королевский престол. Не лучше ли нам выпить вина, панове? Вино у тебя прекрасное, князь Андрей! Откуда оно?
— С Кипра! — мрачно ответил Курбский. — Вы не хотите говорить, полагая, что я предубежден…
— Дорогой друг! — воскликнул Острожский. — Что бы ни случилось впереди, ты должен знать: мы никогда не дадим тебя в обиду ни одному королю! Правда, панове?
Все согласно закивали, потянулись к Курбскому чокаться.
— Нет чувства прекраснее дружбы, — проникновенно и искренне сказал Роман Сангушко. — Верь нам, Андрей!
— Вам я верю! — нехотя произнес Курбский. — Я не верю царю… — Заверения в дружбе ничуть не успокоили князя, но истинные чувства высказать было неловко.
В эту-то минуту и постучали.
— Какого черта? раздраженно крикнул Курбский, полагая, что опять прислали от Марьи Юрьевны. — Я сказал, чтобы меня не беспокоили!
— Гонец от короля, ваша светлость! — виновато сказал за дверью слуга. — Княгиня приказали предупредить…
— Ах, гонец от короля! — воскликнул Курбский. — Отлично! Я приму его! Ведите гонца в залу к гостям!
Он обратился к друзьям:
— Милости прошу со мной!
В зале одни шушукались, другие смеялись, третьи смотрели исподлобья и молчали.
Шляхтич Вольский в пыльном платье, загорелый, угрюмый, одиноко стоял посреди враждебной толпы княжеских гостей. В левой руке он держал грамоту с королевской печатью: король последний раз предупреждал Курбского о недопустимости самоуправств и требовал немедленно возвратить имение Туличов его законным владельцам.
Князь Курбский вошел быстрым шагом, не ответив на поклон гонца.
Вольский покраснел, и его загорелое лицо стало почти черным.
— По поручению его милости, великого короля… — громко и враждебно начал он.