Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая)
Шрифт:
— Ништо, — усмехнулся Иван Васильевич, — пождет у тобя малость князек-то. Ему пока князь Патрикеев нашу Москву показывает. Мы же сей часец поедем к Чушковым воротам, где по указанию маэстро Альберта архитектон его Антон Фрязин стрельню с тайником закладывает…
Подозвав к себе стремянного Саввушку, государь приказал:
— Отыщи князя Ивана Юрьича и скажи ему, угостил бы князя Юзшана обедом, а через час после сего был бы в передней моей вместе с вогуличем. Да позови к сему же времени и дьяка Майко…
Примерно через час после обеда в переднюю
Наконец в драгоценном одеянии вошли оба государя в сопровождении казначея Ховрина, дворецкого Петра Васильевича и дьяка Майко. Все встали. Стража, сделав на караул, взяла копья к ноге и замерла неподвижно.
Государи сели на свои престолы, а наместник государев в Москве и набольший воевода князь Иван Юрьевич Патрикеев выступил вперед.
— Будьте здравы, государи, — проговорил он громко и низко поклонился.
— Будь здрав и ты, — ответил ему Иван Васильевич.
— Сказывай.
— Государи, — продолжал князь Патрикеев, — челом бьет вам князь Юзшан Асынич вогулицкий, а о чем, сам скажет.
Князь Патрикеев поклонился и отошел в сторону, к своему месту, где обычно сидит на государевых приемах. Князь же Юзшан приблизился к престолам и низко поклонился, коснувшись рукой богатого персидского ковра.
Это был молодой еще человек среднего роста, крепкого сложения, с шапкой черных густых волос. Карие узенькие глазки поблескивали над слегка выдающимися скулами его широкого лица и светились умом.
— Будьте здравы, государи, — сказал он и поцеловал руки у обоих.
— Садись здесь, Юзшан Асынич, подле нас, — приветливо обратился Иван Васильевич к князю и спросил: — Добре ли дошел?
— Добре дошел, господин и государь мой, — ответил через толмача Юзшан, садясь на указанное место, и, делая знак слугам своим, добавил: — Но прими преж всего дары мои…
К престолам подошли, низко кланяясь, шесть слуг, и у каждого из них было по связке из пяти прекрасных собольих шкурок, другие шесть слуг положили у ступеней престолов по такой же связке куньих шкурок.
Иван Васильевич, знавший толк в мехах, остался весьма доволен подарками вогульского князя. В это время по знаку Юзшана подошел к государям еще один слуга — с берестяным туесом, видимо с чем-то тяжелым, и поставил его на пол перед государями.
— Что там? — с недоумением спросил Иван Иванович.
— Медная руда, государь, — быстро ответил через толмача вогульский князь. — Владыка пермский Филофей от твоего имени о сей руде пытал у меня много раз. Вот яз и привез ее на пробу…
Юзшан быстро встал и, сняв крышку с туеса, набрал в обе руки темно-серой руды и стал показывать государям. Иван Васильевич оживился, встал с престола и взял руду из рук вогулича. Это были довольно хрупкие обломки
— Днесь же, Петр Василич, отправь на Пушечный двор. Пусть маэстро Альберти посмотрит руду и скажет, как он о сей руде разумеет. Тобе ж, Юзшан Асынич, спасибо за все дары и за руду. Порадей токмо разыскать добре, где руда сия залегает. Сей же часец прими мои дары.
Иван Васильевич указал на золоченые доспехи, на серебряные чарки и кубки, на серьги и обручи с самоцветами, взял из рук казначея Ховрина саблю в золоченых ножнах с алмазами, яхонтами и бирюзой и, передавая ее князю Юзшану, сказал:
— Дарю тобе, опричь иных даров, доспехи и саблю сию драгоценну, как верному слуге моему и князю земли Вогулицкой. Хочешь жить мирно — подпиши докончанье: о покорности мне, о данях и выходах и клятвой скрепи все, яз же оставлю тобя князем на твоей земле.
Иван Васильевич замолчал, грозно сдвинул брови и, не спуская острого взгляда с князя Юзшана, сурово продолжал:
— Ежели крамолу начнешь против меня, ссеку тобе голову, а землю твою за собя возьму. Посажу воеводу своего с крепкой заставой и с пушками.
— Хочу служить тобе, государь, — заробев и низко кланяясь, ответил Юзшан, — и докончанье с тобой подпишу на всей воле твоей. О сем и челом бью…
Июль уж приближался к концу, а московские лазутчики никаких нужных вестей из Твери еще не перехватили. Дьяк Майко волновался, боясь гнева государева, и вдруг сегодня, накануне первого августа, ему великая радость. Прибыл на рассвете гонец от лазутчиков, привез грамоту к королю Казимиру от великого князя тверского, скрепленную печатью Михаила Борисовича.
Дьяк приказал подать коня и помчался немедля к государю, захватив с собой гонца на случай каких-либо вопросов. В хоромах Ивана Васильевича его провели прямо в трапезную, куда государь только что вошел и, крестясь, садился за стол.
Сияющий дьяк Майко радостно поздоровался с государем и молча протянул ему грамоту…
— Перехватили? — весело усмехнувшись, спросил Иван Васильевич.
— Перехватили, государь, — ответил, смеясь, Майко, — ныне князь Михайла на сей грамоте, яко щука на жерлице. Никак уже не сорвется. Добрую уду сам собе изготовил…
— Завтракал, Андрей Федорыч? Нет? Ну, садись за стол со мной, — приветливо молвил Иван Васильевич и, обратясь к дворецкому, добавил: — А ты, Петр Василич, пошли Саввушку за Иваном Иванычем, прибыл бы он ко мне сей же часец.
За завтраком Иван Васильевич шутил, расспрашивал дьяка, какие у него вести о делах в Чехии и Венгрии, спрашивал, как ведет себя союзник его, король Матвей Корвин, и собирается ли воевать с Казимиром.
— Помни, Андрей Федорыч, — сказал государь, — как почнем поход на Тверь, составь такую грамоту от меня королю Матвею: «Яз, мир и дружбу с тобой храня, начал войну с князем тверским, союзником исконного ворога твоего короля Казимира, и ты по нашему договору бы днесь же на Польшу…»