Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая)

Язвицкий Валерий Иоильевич

Потом, обратясь к дворецкому, добавил:

— Угости вестника, пусть отдохнет, а после дай грамотку ко всем заставам: гонит-де он по приказу великого князя и давали бы ему коней сменных без замедленья…

Глава 11

Царевна цареградская

Покинув Рим, караван царевны Зои шумным, блестящим и богатым табором пересек Италию, проходя города Витербо, Сиену, Флоренцию, Болонью и Вигенау. Везде царевне устраивали торжественные встречи и празднества как «наследнице кесарей», духовной дочери святого престола и невесте могучего государя московского. Особенно сильное впечатление производили

на итальянцев богатейшие русские одежды царевны, отороченные мехом, осыпанные самоцветами, жемчугом и шитые золотом, а также вооружение воинов и кони их. Стража и папский легат, ехавший в полном облачении вслед за большим распятием, придавали каравану, несмотря на его шум и блеск, некоторую строгость.

Особенно пышная встреча была оказана царевне на родине Ивана Фрязина, в городе Виченце, принадлежавшем Венецианскому государству. Празднества здесь продолжались несколько дней, сопровождаемые торжественными шествиями молодежи, изображавшей в живых картинах разгром турок и возрождение византийской империи.

Во всех итальянских городах царевна Зоя вела себя, как преданная святому престолу католичка, а в Болонье даже отслушала мессу у могилы св. Доминика, основателя знаменитого ордена проповедников и инквизиторов…

Слухи об этом приходили в Москву через итальянских и немецких купцов, опережавших медленное и торжественное шествие каравана царевны, проследовавшего потом через Аугсбург на Нюрнберг, а потом в Любек, дабы плыть отсюда морем. Прибыв в этот город сентября первого, караван царевны задержался здесь из-за множества людей более восьми дней. Только сентября десятого удалось им подрядить немецкий корабль, отплывающий в Колывань.

Все вести эти докладывал великому князю дьяк Курицын, собирая их в Москве, и во Пскове, и в Новгороде от разных чужеземных людей в разное время.

— Ныне, государь, — говорил он, — чужеземцев-то у нас вельми много стало.

— Вборзе их еще боле будет, — усмехнувшись, молвил великий князь и задумался.

Дьяк Курицын молчал, не осмеливаясь нарушать дум государя.

— Вижу ясно, — заговорил Иван Васильевич медленно, будто сам с собой, — как ползет от Рыма к Москве караван сей, змеей нарядной извиваясь, и ведаю, пошто он ползет. Не удалось латыньству через собор нас к унии принудить, через постель сие учинить хотят. Токмо не накинуть папе аркана на Русь. Татары в рабство ее мечом и огнем обратили, рабство сие мы зачинаем ныне свергать. Они же блазнят собя крестом латыньским нас под новое иго поставить.

Великий князь смолк, но вдруг, гневно топнув ногой, громко воскликнул:

— Токмо не быть сему ни вовек!..

Курицын с некоторым недоумением посмотрел на Ивана Васильевича и нерешительно спросил:

— Пошто ж, государь, ежели так ты мыслишь, путь латыньству на Русь пролагаешь?

Государь усмехнулся:

— На то сей путь пролагаю, дабы сама Русь по нему ходить могла, когда и куда ей надобно будет.

К середине сентября великая княгиня Марья Ярославна совсем от болезни оправилась и вернулась в Москву из Ростова Великого.

К этому же времени были в Москве и все братья Ивана, и снова начались семейные совещания и разборы духовной князя Юрия Васильевича. На всех советах присутствовали княгиня Марья Ярославна и духовник ее, престарелый отец Александр, читавший и разбиравший духовную грамоту.

После долгих чтений и разборов духовной из нее прежде всего можно было узнать, что князь Юрий просит мать и брата своего, Ивана Васильевича, выкупить у заимодавцев Владимира

Григорьева и Андрея Шихова золотые и серебряные вещи, а также постав сукна ипского, под которые было им взято взаймы четыреста десять рублей с полтиной, и обратить это имущество на помин его души в церквах.

Далее в духовной указано было, что золотое монисто, благословение Юрию бабки его, Софьи Витовтовны, он отдает сестре своей Анне, великой княгине рязанской, все же одежды свои и меха оставляет он матери своей, великой княгине Марье Ярославне: хочет она — себе возьмет, хочет — на помин души его раздаст…

Что же касается удела, полученного от отца и состоявшего из градов: Димитрова, Можайска, Серпухова, Медыни, Хотуни, из сел московских и из сел, завещанных бабкой, Софьей Витовтовной, то об этом князь Юрий совсем умолчал, как и о второй трети [58] «володимирской», которую должен он был на Москве делить пополам с Андреем большим и «держать по годам»…

58

«Треть» — третья часть. Иван Калита, разделив Москву на три неравные части, завещал каждому из трех сыновей право владеть одной третью, из которых самая крупная часть отдана была старшему («старейший путь»), будущему великому князю. В дальнейшем треть старшего сына не делилась, даже увеличивалась за счет выморочных уделов, а трети младших дробились при большом количестве сыновей на полтрети, на треть трети и т. д., пока все не перешли во владение великого князя.

После многих споров Марья Ярославна просила великого князя позвать на совет дьяка Бородатого.

— Дьяк сей, Иване, — говорила она, — вельми сведущ в княжих обычаях. Молю тя, не откажи в сем мне для-ради мира семейного…

— Содею яз по мольбе твоей, матушка, — улыбнувшись, ответил великий князь. — Сам же яз более чту не обычаи, а пользу для государства. Но для ради-мира семейного уважу тобе, елико возможно.

После этих слов прекратились споры и крики, а Марья Ярославна вздохнула свободнее и веселей стала.

Когда дьяк Степан Тимофеевич внимательно читал духовную князя Юрия Васильевича, великий князь обдумывал положение дел, и думы его были ясны и тверды: не о себе он думал, а для государства дела решал.

Давно уж он заметил, что из братьев более всех против него восстает любимец матери Андрей большой. После разговора с царевичем Даниаром становилось многое ясней и понятней ему в поведении братьев. Неопределенная ранее тревога превращалась в определенные подозрения.

— Забыть мне надобно любовь свою к братьям, — горько шевельнулись его губы от неслышного шепота, но лицо было неподвижно и казалось задумчивым.

Только веки его слегка дрогнули, когда он услышал слова дьяка Бородатого:

— Разреши, государь, слово молвити?

— Сказывай, Степан Тимофеич, — вполголоса ответил великий князь.

— Государыня, — заговорил дьяк, оборотясь лицом к княгине Марье Ярославне, — московские государи исстари старшему сыну более, чем другим, вотчин отказывали, дабы молодшая братия к нему почет и уважение имела, а ежели надобно будет, и страх. Он им отца вместо. Так деяли и Иван Данилыч Калита, и внук его Димитрий Иваныч Донской. Так же приказал излишек на старейший путь и супруг твой, государь Василий Василич, отказав государю нонешнему одному шешнадцать городов, а четверым братьям его всем вместе — пятнадцать…