Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая)
Шрифт:
— Все исполню и днесь же все просимое тобой прикажу в хоромы твои принести…
Подали завтрак. Помолясь, все сели за стол.
— Ну, как, сынок, дела с Новымгородом? — спросила княгиня Марья Ярославна, разрезая на блюде горячий курник и подвигая куски его на блюдцах сыну и внуку. — Кушайте во здравие. У тобя, Иванушка, курник-то любимое кушанье, да и внучек его тоже любит…
— Какие днесь у тя дела, Иване? — спросил Иван Васильевич сына, не желая отвечать на вопрос матери.
— Сей часец после завтраку, — ответил Иван Иванович, — прием у меня: будут в передней моей
— Добре, — весело сказал великий князь и шутливо попросил: — Токмо молю, ты уж прием-то свой днесь отмени и сам вместе с Курицыным и Патрикеевым приходи ко мне думу думать, часа за два до обеда…
Когда молодой великий князь ушел после завтрака, Иван Васильевич заметил, что Марья Ярославна заволновалась, хотя и старалась скрыть это. Наконец, не выдержав, она заговорила с горечью:
— На что руку свою ты подымаешь, Иванушка? Владыка Геронтий сказывал, от святых обителей вотчины отторгаешь ты…
— Отторгаю, матушка, от излишков их, — почтительно и спокойно ответил Иван Васильевич. — Государству сие надобно. Монастырям же государство — защита от разорений татарских и еретических настроений.
Старая государыня только глубоко вздохнула, но ничего не ответила. Помолчав, она спросила:
— А у Софьюшки был?
— Нет, еще не был. Тобя ранее видеть хотел да сыночка. Сей часец иду к ней…
Иван Васильевич встал из-за стола и простился с матерью.
Когда великий князь вступил в хоромы супруги своей, Софья Фоминична, хотя и отяжелела еще больше, все же выбежала ему навстречу с обеими дочками. Она радостно улыбалась, и лицо ее загорелось румянцем.
— Ah! Che piacere! [86] — воскликнула она. — Che piacere!
Иван Васильевич обнял ее и трижды поцеловал, потом приласкал дочек и понес их обеих на руках, следуя за женой в трапезную.
Здесь встретил его дворецкий Данила Константинович и, здороваясь с государем, почтительно поцеловал его руку.
— Данилушка, — молвил великий князь, — Русалка Михаил Яковлич здесь?
— У казначея твоего, государь, — ответил дворецкий, — подарки новгородские твои на хранение ему сдает по описи…
86
Ах, какое счастье!
— Сходи к нему со слугой государыни, попроси от моего имени небольшой короб один, он ведает какой, да принеси его сюды.
— Что ты велишь нести Даниль? — спросила Софья Фоминична, сияя улыбкой и догадываясь, что это подарки.
— Сей часец увидишь, — смеясь, ответил великий князь и налил чарку заморского вина себе и жене.
Когда великая княгиня взяла свою чарку, Иван Васильевич чокнулся с ней, молвил:
— Твое здоровье!
— И твой здорофь! — ответила она и, обняв мужа, снова трижды поцеловала его.
Вошел дворецкий, а следом за ним слуга с лубяным коробом. Сорвав с короба крышку, Иван Васильевич достал из сена большой золотой ковш весом две гривенки, украшенный самоцветами, потом большую серебряную мису весом двенадцать гривенок, а в ней — золотые обручи, перстни
Каждую вещь Софья Фоминична встречала с восторгом и радостью, восклицая, как всегда, по-итальянски:
— Grazia, mio sovrano! Non capisco in me della giora! [87]
87
Спасибо, мой государь! Я вне себя от радости!
Когда все было извлечено из сена, а дворецкий и слуга ушли, унося пустой короб, великая княгиня, восхищаясь подарками, стала расставлять посуду на полки поставцов, а серьги, перстни и обручи укладывать в ларцы.
Иван Васильевич, довольный искренней радостью жены, подошел к ней и сказал:
— Мне надобно думу думать пред обедом в моей трапезной…
Увидя, что Софья Фоминична огорчилась и нахмурилась, добавил ласково:
— Яз отдыхать после обеда приду в твою опочивальню…
Она сразу просветлела и, обняв мужа за плечи, проговорила со смехом ему в самое ухо:
— Sono agli ordini snoi, mio sovrana! [88]
В одиннадцатом часу дня Иван Васильевич был уже в своей трапезной, где его ожидали великий князь Иван Иванович, князь Иван Юрьевич Патрикеев и дьяк Федор Васильевич Курицын.
Встреча была сердечной и радостной, но после обычных приветствий государь сразу же приступил к делу.
— Хребет змее новгородской перебили, — начал он весело, — токмо жало еще не вырвано. С Божьей помощью и сие вборзе содеем.
— Великие дела творишь ты, государь, — радостно отозвались дьяк и наместник, — крепишь Русь православную.
88
Я в вашем распоряжении, мой государь!
— Не забывает Бог, не забывает нас своей милостью! — воскликнул великий князь и, обратясь к стремянному своему, сказал: — А ну-ка, Саввушка, прикажи вина подать нам и белого и красного из новгородских подарков…
Помолчав немного, государь спросил:
— Готовы ли списки служилых дворян, которых в ратных помещиков обращать будем?
— По мере сил, государь, изделано, — ответил князь Патрикеев.
— Вот, государь, списки, — продолжил Курицын. — В них указаны токмо годные к ратному делу. Мы с князем Иваном Юрьичем тех выбирали, кто в ратях бился и многим воеводам ведомы, яко добрые вои.
Федор Васильевич разложил на столе два объемистых списка, но не равных: один был во много раз толще другого.
— В сем списке, государь, — проговорил дьяк, указывая на меньший, — разные ратные люди: коло ста человек из бедных служилых князей, более воев из Ярославского и Ростовского княжеств, а сверх того разные ратные люди из московских боярских и служилых родов. Их более двух сот…
— А в большом списке? — спросил Иван Васильевич, хмуря брови, но тотчас же просиял, получив ответ: