Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)
Шрифт:
Только раз один слышал Иван, как отец с горестью жаловался жене своей:
— Наказал нас господь, Марьюшка, — говорил он, — всяк ныне на беде моей хочет прибыток иметь…
— И-и, бог милостив! — весело отвечала ему княгиня. — Не крушись, услышал господь молитвы мои повсенощные, вернул тя из полона и жива и здрава.
— Вот мне ко гробу преподобного Сергия надобно бы ехать. Обет ведь яз в полоне-то ему дал, Марьюшка. Ну, да как с окупом свершим все, тогда и поеду…
Беседы их до конца Иван не дослушал. Увидел в окно он, что Васюк катит большое колесо
В легком беличьем тулупчике и в меховых сапогах выскочил он на двор.
— Скорей, скорей, Иванушка, — закричал ему Данилка, — сей вот часец готово все будет!
Не первый год катанье такое устраивалось. Вот Васюк поднял с Илейкой колесо и надел на кол. Потом привязали к нему один конец жерди.
— Как стрелка у часов самозвонных, — сказал Илейка, подмигивая княжичу Ивану, — гляй-ка, Иванушка.
Другой конец жерди Васюк крепко-накрепко привязал к санкам, пропустив его снизу над полозьями под санное днище.
— Пусть сначала снег обомнут, — сказал Илейка и, вставив другой кол в колесо между спицами, стал вертеть его.
Санки помчались по кругу, взметывая снежную пыль.
— Стой! — не выдержав, крикнул Иван. — Хочу кататься! Он нерешительно взглянул на Дарьюшку и тихо добавил: — Садись…
Княжич сел верхом впереди, уцепившись руками за передок санок, а за ним села Дарьюшка, тоже верхом, упираясь ногами в полозья. Когда санки понеслись опять по кругу и все перед глазами княжича слилось в непрерывную полосу, он почувствовал, как маленькие ручки туго охватили его сзади.
Васюк с Илейкой еще налегли на колесо, ветер засвистел в лицо Ивану, а Дарьюшка вскрикнула с испугу и еще крепче прижалась к нему. Ее теплое дыхание чуялось ему у самой шеи и было приятно. Он быстро обернулся, неожиданно коснулся губами ее щеки и невольно поцеловал. Отвертываясь назад, он увидел ее улыбку и сияющие глаза. Но это все длилось один миг.
Он крепче схватился за сани и закрыл глаза. Кажется ему, что летит он на крыльях, и радость сладким комком дрожит у самого горла…
Но вот сани замедляют и замедляют свой бег и, наконец, остановились…
— Меня, меня покатайте! — громко кричит Юрий.
Ульянушка усадила его на санки вместе с Данилкой.
— Мотри, Данилка, держись за передок саней. Охвати заодно и княжича, чтоб с саней-то не сбросило, — говорит она строго и добавляет, обращаясь к Илейке и Васюку: — А вы уже не вертите шибко-то!..
Вышла на двор и княгиня Марья Ярославна с Дуняхой, потянулись сюда же к колесу со всех сторон и дворские. Шум и смех пошли по двору. Прокатили Марью Ярославну с Ульянушкой, а с Дуняхой нарочно так устроили, что слетела девка с саней в самый сугроб, а может, и нарочно сама сорвалась для потехи — благо снегу-то много.
Под общий хохот вскочила она и, отряхаясь и смеясь, крикнула:
— Прокатилась я, словно по пуху лебяжьему!
Хотел было Иван опять сесть в санки вместе с Дарьюшкой, да при матери почему-то
После рождества недели через две, когда уже хоромы начали рубить для великого князя, зашел утром к Ивану Васюк.
— Ну, княже, — сказал он, помолившись на образа и поздоровавшись, — великий князь из коней своих из ездовых повелел дать одного тобе…
— Коня? — радостно воскликнул Иван.
— Коня, — усмехнулся Васюк, — а я тобя учить стану и на конях ездить, и стрелять, и всем ратным хитростям, что вою и князю надобны…
— А доспехи надену? — с трепетом спросил княжич.
— Наденем потом и доспехи, — спокойно ответил Васюк, — а пока без доспехов. К им тоже привыкать надо…
Иван огорчился на миг, но радость, что у него свой конь теперь, заставила забыть и про доспехи. Он бросился скорей одеваться и из дверей крикнул Васюку:
— Пойдем на конюшенный двор!
Когда вернулся княжич, Васюк, поглаживая бороду, сказал важно:
— А знаешь ты, сколь за коня твоего плочено было? Шесть сороков белки, пятнадцать рублев московских! Дорогой конь! Ну идем, сам увидишь…
Когда сошли они с крыльца, Иван чуть не побежал к конюшенному двору, но Васюк шел степенно и тихо. С этого дня он стал не нянькой княжича, а учителем ратному делу. Это понял княжич и невольно стал послушней Васюку, чем раньше. Он пошел медленней, но молчать не мог.
— Какой же конь-то? — допрашивал он Васюка. — Скажи, молю тобя!
Васюк улыбнулся.
— Настоящий фарь угорской, [65] — сказал он, — иноходец. Цены ему нет на походах. Хороши и баски, горячие скакуны для ратного дела, да не угнаться за иноходцем и скакуну. Ехать же на ем все едино, что в люльке, — спать можно, совсем не трясет, вперевалку бежит…
— А какой он, — нетерпеливо перебил Иван своего нового наставника, — белый, вороной?
— Угорской-то! — возмутился Васюк. — Соловой, а навис [66] седой. Ничего еще в конях ты не разумеешь.
65
Ф а р ь у г о р с к о й — венгерский конь.
66
Н а в и с — грива, челка и хвост.
Княжич Иван смутился и больше не спрашивал, хотя не понимал, что значит «навис».
На конюшенном дворе Васюк тоже, как учитель княжича, стал важнее и крикнул подвернувшемуся на пути младшему конюху:
— Эй, Фомушка! А ну-ка покажи княжичу его Соловка угорского, он под государем ходил…
Конюх распахнул дверь конюшни, откуда овеяло Ивана запахом конского пота и навоза. Стоя рядом с Васюком, впился он глазами в темную пасть двери, из которой у притолоки слегка белел теплый парок, клубясь в морозном воздухе. Княжичу казалось, что время идет очень медленно.