Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)
Шрифт:
В слюдяных же окнах горит блестками ясное солнышко, рассыпается искрами на золотых и серебряных чашах и блюдах, светит прямо в глаза Ивану, смотреть мешает. Хмурится княжич, на отца поглядывая, а тот смеется, шутит с монахами, пьет чарку за чаркой с прибаутками.
— Кушай, господине, — ласково говорит келарь, — не обессудь: по простоте мы живем, без хитрости! Чем богати, тем и ради…
— Яз тобе по душе сказываю, — отвечает Василий Васильевич, — все добро у вас — уха сладка, варея гладка, будто ягодка. Благослови, отче, водки стопку единую… Говорят люди книжные:
— Княже, княже! — закричал Васюк, вбегая в трапезную. — Пригнал Илейка с Клементьевой горы, баит, Шемякины вои изгоном пригнали…
Побелел Василий Васильевич как снег, вскочил из-за стола и к окну.
Видит, от села Клементьевского воины в доспехах скачут. Помутилось в глазах его, и, тряхнув головой, вскричал он:
— Измена! Пошто не послушал яз Бунко!
Подбежал потом к Васюку и сказал ему на ухо:
— Живота не щади, а сыновей моих упаси! О собе же яз сам, как бог даст, промыслю…
Выскочил он в сени, бегом на конюшенный двор спешит коня взять, к князьям Ряполовским скакать или к Ховрину, к реке Вори…
Застыл будто весь сразу Иван, встал и стоит недвижно. Кажется ему, сон видит он страшный, а кругом все разбежались и попрятались, кто куда.
Вдруг Юрий заплакал таково жалобно, что оторвалось сердце Ивана, обернулся он к братику малому, обнял его крепко.
Утер слезы Васюк и, схватив за руки обоих княжичей, побежал с ними вниз по лестнице, а в нижних сенях в боковую дверь втащил, в келию пивного старца, [73] отца Мисаила. Тут и старик Илейка был. Не узнал его сразу Иван — в рясу старик одет и ворох ряс на полу разбирает.
73
П и в н о й с т а р е ц — помощник келаря, ведает всем, что относится к варению пива.
— Одевай детей-то, — сурово сказал отец Мисаил. — Длинны будут, можно подол-то обрезать…
Взглянув на Ивана, он добавил:
— Ишь ты, господь взрастил: тобе и с мужика впору будет.
Васюк одел Ивана монахом и сам нарядился в рясу. Юрию не нашлось ничего подходящего — мал был, шапку чернецкую только надели.
— Князь-то — у гроба Сергия, — вздохнув, молвил пивной старец, — пономарь Никифор замкнул его во храме на ключ. Не был князю конь готов, ибо сам великий князь упреждение бунково лжой охулил…
Васюк досадливо дернул головой и сказал сердито:
— Поверил государь ворогам своим во лжи, а правды узнать не восхотел из-за гнева своего…
— Что ж, — вмешался Илейка, — надыть к Пивной башне идти, а то прискачут злодеи, весь двор займут. Сюды тоже нагрянут.
— И то, — засуетился отец Мисаил, — идем сей же часец. В ночи пришлет нам туда конюшенный старец двое саней об один конь, аз же снеди дорожной вам соберу…
Вышли все из келарских хором черным крыльцом прямо к собору Святой троицы. Илейка, держа на руках Юрия, шел рядом с отцом Мисаилом впереди, а следом за ними Васюк с Иваном.
Вдруг
Снизу, взметывая снег, мчались во весь дух шемякины конники, а впереди них Никита Константинович с криком скачет, словно сбесил его кто.
Подскакал он вплотную к собору да у передних дверей, где конь его запнулся, пал прямо с размаху на камни, что при входе в помост вделаны.
Бросились конники на помощь боярину, подняли с земли, а он лицом бледен, едва дышит, шатается, будто пьяный…
— Наказует господь за измену, — прошептал отец Мисаил и, перекрестившись, добавил: — Исусе Христе, сыне божий, заступи и спаси государя нашего…
Конский топот и крики внизу заглушили молитву старца — сам князь Иван Андреевич со всем своим воинством в монастырь прибыл. Завидя боярина Добрынского, закричал он ему еще издали во весь голос:
— Где великий князь?
Но Никита Константинович еще не пришел в себя, и трудно ему было отвечать.
— Где великий князь? — уже сердясь, воскликнул Иван Андреевич снова, подъезжая к боярину. — Тобя, Никита Костянтиныч, спрашиваю; где князь?
Вдруг Иван услышал такой знакомый и словно чужой голос, вопиявший из храма:
— Брате, помилуй мя!..
Страшен голос от нестерпимой тоски и отчаянья, и сразу задрожали руки у Ивана, и словно разорвалось в груди от тоски и боли.
— Тата! Та… — не помня себя, вскрикнул он, но крик сразу пресекся под широкой ладонью Васюка, зажавшего княжичу рот.
А из храма все еще слышался громкий истошный вопль.
— Братие! — выкликал Василий Васильевич не своим голосом. — Не лишите мя зрети образа божия, и пречистыя матери его, и всех святых! Яз не изыду из обители сей и власы главы своея урежу здесь!..
Иван медленно отвел руку Васюка и, не слушая больше и ничего не видя кругом, покорно пошел за ним. Немного в стороне от них, держа Юрия на руках, шел Илейка возле отца Мисаила.
Медленно, словно в бездну, спускались они к Пивной башне, что стоит у самых Никольских ворот. Понял Иван все, что происходит, и враз заледенел весь.
Услышав голос великого князя, усмехнулся князь Иван Андреевич, слез с коня и подошел к дверям храма. И тихо кругом стало, ждут все, что будет.
Вот загремели железные двери южных врат — отворил их сам великий князь и стал на пороге. В руках у него икона, что лежит всегда на гробе Сергия.
Бледен Василий Васильевич, но глаза его огнем жгут, и вдруг тихо так сказал он Ивану Андреевичу, а будто копьем пронзил каждого:
— Братья, целовали мы сей животворящий крест и сию икону здесь, в церкви Живоначальныя троицы, у сего гроба Сергия: не мыслити нам зла друг другу, не хотети ни которому из братьев лиха…
Он вздохнул глубоко и с силой особой вопросил:
— Ныне ж не ведаю, что будет со мной…
Смутился князь можайский и, пряча глаза свои от великого князя, завилял лисьим хвостом, заговорил ласково: