Иван III
Шрифт:
Растеряв своих лучших людей, князь Михаил стал похож на общипанного петуха. Немногим лучше выглядело теперь и само Тверское княжество. Исход в Москву почти всего правящего класса наглядно показал его огромное значение для повседневной жизни. Повсюду воцарились хаос и произвол темных сил. Дороги сделались почти непроезжими из-за множества разбойников, ловить которых никто не собирался. Жертвами этого безнарядья стали, среди прочих, даже псковские гонцы, пробиравшиеся небольшим отрядом через Тверское княжество в Москву в начале 1485 года. Тела ограбленных и убитых гонцов «вметаша в реку розбоиники» (41, 66).
Между тем драма приближалась к развязке. Московская
Ответом на двойную (политическую и религиозную) «измену» могла быть только большая война с Тверью. Иван III объявил свой недавний мирный договор с Михаилом Тверским недействительным. В «Истории» В. Н. Татищева, сохранившей много уникальных подробностей событий, сообщается, что мир между Москвой и Тверью продержался лишь «от Благовещения до Ильина дня», то есть от 25 марта до 20 июля 1485 года (50, 74).
Понимая, к чему идет дело, Михаил Борисович в отчаянии вновь направил к Ивану III в качестве миротворца тверского епископа Вассиана. Однако на сей раз Иван не принял владычного «челобития». Тогда в Москву отправился вождь тверской знати, второй человек в городе после самого князя Михаила Борисовича, князь Михаил Дмитриевич Холмский — старший брат известного московского воеводы Данилы Дмитриевича Холмского. Этого посла Иван III даже «на очи не пустил» (18, 237). Ему не о чем было договариваться с Михаилом Тверским: речь шла о ликвидации Тверского княжества как такового.
Согласно «Истории» Татищева, Михаил Холмский помимо официальной миссии пытался в Москве решить и свои собственные проблемы. Он втайне всячески настраивал Ивана III против Михаила Тверского и одновременно уверял великого князя в своей преданности и готовности служить ему (50, 74). Холмский объяснял причины своего предательства тем, что его князь нарушил скрепленный целованием креста договор с Иваном III и тайно возобновил переговоры с Казимиром.
В августе 1485 года огромное московское войско собралось в поход на Тверь. Помимо самого Ивана III, на коня сел наследник московского престола Иван Молодой, удельные князья Андрей Васильевич Углицкий и Борис Волоцкий. Из других видных персон в походе принимали участие недавний литовский перебежчик князь Федор Вельский «да Аристотель с пушками и с тюфяки и с пищалми» (18, 237). Для участия в войне князь Иван решил призвать и новгородцев, у которых имелись старые счеты с тверскими князьями. Скорый гонец повез соответствующий приказ новгородскому наместнику боярину Якову Захарьичу (30, 204).
Описание тверского похода в летописях почему-то несравненно короче описания новгородских войн и занимает всего несколько строк. Подробности приходится собирать буквально по крупицам из самых различных источников. Передовые полки выступили из Москвы в воскресенье 21 августа (18, 237). Как обычно, войска отправлялись частями, с интервалом в несколько дней. 27-летний наследник
Сам великий князь замыкал череду московских полков, подгоняя отставших и замешкавшихся. Он покинул столицу в воскресенье 28 августа (50, 74).
8 сентября 1485 года, на самый праздник Рождества Божией Матери, московское войско обступило Тверь. Вокруг города запылали избы посадов. Но для серьезного сопротивления у тверичей не было ни сил, ни желания. В воскресенье 11 сентября тверская знать выехала из осажденного города и «ударила челом» Ивану III. Все они просили об одном: принять их на московскую службу. И в этом им не было отказано.
Оставшийся в городе с горсткой приближенных, князь Михаил не видел для себя другого выхода, кроме бегства. В ночь с 11 на 12 сентября «побежал из града Твери князь великий Михайло Борисович Тверский к Литве, видя свое изнеможение» (20, 217). Тем самым он избавил себя от московской темницы.
Выбравшись Бог весть какими тайными ходами из окруженной московскими войсками Твери, Михаил и верные ему люди унесли с собой и тверскую казну. Наутро московский князь узнал о происшедшем и отправил «великую погоню». Преследователи быстро напали на след беглецов. Михаилу удалось оторваться от погони, лишь бросив повозку с уложенной в сундуки тверской казной (29, 162). Теряя людей и загоняя лошадей, он добрался наконец до литовской границы.
Мать Михаила, княгиня Анастасия Александровна не захотела покидать отечество. Она осталась в Твери и после капитуляции была с честью отправлена Иваном III в Москву. Позволив старой княгине (мачехе своей первой жены) жить в Москве на свободе и с некоторым почетом, Иван, однако, поинтересовался, не осталась ли у нее некоторой части тверских сокровищ. Анастасия в ответ лишь качала головой: «Сын мой все увез с собою в Литву» (50, 74). Однако вскоре приставленные к Анастасии для услуг московские «жонки» сообщили, что княгиня все же утаила драгоценности и теперь ищет возможности переслать их сыну в Литву. Иван велел произвести в покоях Анастасии тщательный обыск, который подтвердил донос. В итоге семейные драгоценности тверских князей перешли в великокняжескую казну, а сама старая княгиня была послана в заточение в Переяславль-Залесский.
Дальнейшая судьба князя Михаила Борисовича также достаточно печальна. Прибыв в Литву, он отправился к королю Казимиру и стал просить его о военной помощи. Тот ответил отказом, о чем не преминул известить Ивана III.
Тогда Михаил, собрав кое-какие силы, на свой страх и риск решил вторгнуться в московские владения, чтобы отомстить за свои обиды. Князь Иван своевременно узнал об этой вылазке и отправил против Михаила своего воеводу Ивана Юрьевича Патрикеева. Тот без труда прогнал Михаилово воинство обратно в Литву. Все это произошло по горячим следам «тверского взятия» — в конце 1485-го или первой половине 1486 года (29, 162).
Вскоре ярость изгнанника поостыла, и он стал думать об устройстве на чужбине. К счастью для него, король Казимир всегда как-то пристраивал знатных беглецов из соседнего государства. Не остался забытым и бывший тверской князь. Изрядно поскитавшись по Литве и Польше, он получил от Казимира местечко Лососину с селами в Слонимском повете и имение Печи-Хвосты — в Луцком (168, 514). Там, в польско-украинском захолустье, между печами и хвостами, и доживал свой горемычный век последний тверской князь.