Иван Калита
Шрифт:
Феогност, конечно, не торопился воспользоваться московской любезностью. Он без устали странствовал по всей Восточной Европе, то сходясь, то расходясь с московскими князьями, устраивая дела своей огромной митрополии в соответствии с интересами Константинополя. Прошла без малого четверть века прежде чем он оправдал надежду давно уже спавшего могильным сном князя Ивана и занял-таки предназначенное ему место в глубокой нише южной стены Петроверигского придела.
Торжественная закладка придела состоялась в воскресенье, 13 августа 1329 года (25, 91). Выбор именно этого дня был обусловлен многими соображениями. Конечно, князю нужен был нерабочий день, чтобы дать возможность всем москвичам стать свидетелями еще одного знаменательного события. Однако остается неясным, почему князь назначил торжества не на 15 августа – Успение Божией Матери, престольный
В день 13 августа церковь праздновала память Максима Исповедника (582 – 662). Этот святой был весьма примечательной фигурой. Всю жизнь он неустанно боролся с ересью монофелитов, утверждавших, что Христос имел две разные сущности: божественную и человеческую, но единую волю. Шестой вселенский собор в 680 году осудил монофелитство и признал за истину, что Христос имел две воли, одна из которых (человеческая) подчинена другой (божественной). Однако Максиму не суждено было дожить до торжества его идей. Много пострадав, он умер в ссылке вдали от Константинополя. В позднейшей христианской традиции его имя стало символом непримиримой борьбы с ересью. В церковных песнопениях он именуется «рачителем Троицы» (54, 49).
Обращение Калиты к памяти Максима Исповедника в связи с началом строительства храма, служившего памятником не только апостолу Петру, но и митрополиту Петру, несомненно, объяснялось тем, что и московский первосвяти-тель, и сам князь были известными борцами против ересей Не зная подробностей этой стороны деятельности князя Ивана, мы знаем ее результат: «...безбожным ересям преставшим при его державе» (Сийское Евангелие 1340 г.).
В обращении Калиты к памяти Максима Исповедника была и еще одна грань: Максим Исповедник был небесным покровителем предшественника Петра и Феогноста на кафедре – митрополита Максима. Не знаем, как относился к нему сам Иван Данилович, встречался ли с ним когда-нибудь. Однако очевидно, что память о нем должна была быть дорога не только его соотечественнику греку Феогносту, но и многочисленным беженцам из Южной Руси. Именно Максим, «не стерпев насилия татарского», перенес митрополичью резиденцию из Киева во Владимир-на-Клязьме. Его отъезд вызвал новую волну переселений из южных районов в Северо-Восточную Русь.
Освящение придела Поклонения веригам состоялось в субботу 14 октября 1329 года (25, 91). Маленький придельный храм был выстроен за два месяца. В этот день праздновалась память святых мучеников Назария, Гервасия, Протасия и Кельсия. Учитывая «именинный» характер некоторых дат московского строительства, можно предположить, что в данном случае освящение было приурочено к именинам московского тысяцкого Протасия Вельяминова.
В то время как мастера возводили Ивановскую церковь и Петроверигский придел, Иван Данилович уже был воодушевлен новым замыслом: выстроить в Кремле близ своего двора монастырь с белокаменным собором. Благодатным летом 1329 года сложилась своего рода строительная программа московского князя. Целью всей цепи строительных работ, предпринятых Калитой, было зримое воплощение его мечты о Москве как новой столице Северо-Восточной Руси. Обновленный московский Кремль должен был стать постоянной резиденцией митрополита Киевского и всея Руси.
Суть этой программы состояла в том, чтобы повторить в Москве воплощенную в белокаменных храмах церковно-го-сударственную символику Владимира-на-Клязьме. Успенский собор во Владимире отозвался Успенским собором в Москве. Владимирский Димитриевский собор (придворный храм, выстроенный князем Всеволодом Большое Гнездо во имя своего небесного покровителя святого Димитрия Солун-ского) повторился в белокаменной Димитриевской церкви, фрагменты которой обнаружены недавно археологами (59, 148). Ее сменил одноименный придел Успенского собора. Пантелеймоновский придел Успенского собора во Владимире, в котором был похоронен его устроитель митрополит Максим, был воспроизведен в Петроверигском приделе московского Успенского собора.
Следующим шагом Калиты неизбежно должно было стать устройство близ княжеского дворца и митрополичьего двора мужского монастыря – аналога придворных монастырей Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Придворный монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы был основан во Владимире великим князем Всеволодом Большое Гнездо в 1191 году. Посвящение главного храма нового монастыря было предопределено
Дед Ивана Калиты великий князь Александр Ярославич Невский питал особое почтение к Рождественскому монастырю и завещал похоронить себя в его стенах. Благодарные иноки чтили память князя и работали над составлением его жития. Для этого у них имелись необходимые источники: монастырь обладал хорошей библиотекой. Здесь велось летописание, работали многие выдающиеся книжники и писатели XIII столетия.
Бывая во Владимире, князь Иван неизменно приходил в Рождественский монастырь, чтобы постоять у могилы Невского, приложиться к древним монастырским образам, повести неспешную душеполезную беседу с отцом-настоятелем. И всякий раз он думал о том, как хорошо было бы иметь у себя дома, в московском Кремле подобное «богомолье» – островок тишины, порядка и благочестия.
История владимирского Рождественского монастыря предопределила многое в истории его московского собрата – Спасского монастыря. Так же как и владимирский, московский монастырь был задуман как придворный, расположенный близ княжеского дворца. Историк Москвы И.Е. Забелин полагал, что Спасский монастырь существовал на Боровицком холме задолго до Калиты. Древнейший из московских монастырей, он представлял собой небольшую и незнатную обитель, все постройки которой были деревянными. В 1319 году князь Юрий Данилович приказал поместить в Спасском монастыре гроб с телом князя Михаила Тверского, привезенный им из Орды. Иван Калита решил перенести монастырь на новое место (ближе к своему дворцу), выстроить в нем белокаменный собор и «подтянуть» его до уровня знатнейших монастырей Северо-Восточной Руси.
Приготовления к строительству Калита начал уже в 1329 году. А к концу весны 1330 года все необходимое было собрано. 10 мая, в четверг, состоялась закладка белокаменного собора новой обители. Летопись сохранила своего рода повесть об основании Спасского монастыря. В ней нарисован, возможно, идеализированный, но, конечно, не противоположный реальности портрет создателя обители.
«В лето 6838 (1330) месяца маиа в 10 день, на память святого апостола Симона Зилота, благоверный князь великий Иван Данилович заложи церковь камену на Москве, во имя святого Спаса, честнаго его Преображениа, близ сушу своего двора, и нарече ту быти манастырь и собра чернци, и възлюби манастырь этот паче инех манастырев, и часто прихожаше в он молитвы ради, и многу милостыню подаваше мнихом живущим ту, ясти же и пити, и одежа, и оброкы, и всяка требованиа неоскудна, и лготу многу и заборонь велику творяше им, и еже не обидимым быти никим же. И церковь ту украси иконами и книгами и сосуды и всякими узорочьи, и приведе ту перваго архимандрита, именем Ивана, мужа сановита сущи, разумна же и словесна, и сказателя книгам, иже за премногую его добродетель последи поставлен бысть епископом Ростову и тамо добре упасе порученое ему стадо, и в старости глубоце к Господу отъиде.
Глаголют же неции от древних старец, яко первее бе князь Данило Александрович сию архимандритию имеаше у святого Данила за рекою, яко в свое ему имя церкви той поставленои сущи. Последи же не по колицех летех сын его, князь великий Иван, боголюбив сыи, паче же реши мнихолюбив и страннолюбив, и теплее сыи верою, преведе оттуду архимандитью и близ себе учини ю, хотя всегда в дозоре видети ю; и въздвиже и устрой таковую богомолию, и приобрете себе мзду благо-честну и славу богоугодну, благую бо часть избра, яже не отьимется от него. Да яко же он христолюбивый князь благое основание положи, сице и дети его и внучата, и правнучата по тому же ходяще и тако же творяще, ту же мзду и славу приемлют, благаго бо корени и отрасли благородни суще неизреченни» (25, 91).