Иван Калита
Шрифт:
– Отведи их, десятник, к дворскому. Тот приставит к делу, кто чему разумеет.
Глава 2
По
Дед Петро медленно переставлял узловатые ноги, время от времени останавливался в задумчивости и тут же снова шёл. В глубине сада, в густых зарослях, показалась маленькая глинобитная каморка с плоской восточной крышей. Лет двадцать назад оказал хан Узбек своему садовнику милость, разрешив построить жилье на ханском дворе.
У порога старая Фатьма, жена деда Петра. Над закопчённым казаном вилась струйка пара. Дед молча прошёл в каморку, лёг на прохладный пол. В нос назойливо лез запах бараньей похлёбки.
– Сколь лет не являлся в Сарай князь Александр, - прошептал старик, - выжидал и дождался-таки…
В каморку вошла Фатьма. Дед закрыл веки, продолжал думать молча.
«Хан Узбек гневен и зло долго таит, а вот гляди ты, Александру не токмо жизнь оставил, но и стол тверской вернул. Неспроста то… Сядет Александр Михалыч тверским князем, и сызнова начнётся старая свара за великое княжение меж тверским и московским князьями… Эх, князья, князья… - Дед Петро вздохнул.
– О себе лишь печётесь. А коли б не тянули вы розно, не торговали бы ордыне полонянами…»
Дед Петро, придерживаясь за поясницу, встал, переоделся в чистые порты и рубаху, заковылял к калитке. Фатьма, привыкшая к тому, что старик всегда приходил и уходил молча, только глянула ему вслед.
«Видно, снова пошёл к своему русскому Богу».
Непривычно Луке в монашеской рясе, висит она на нём балахоном, путается в ногах. Но раз так надо для дела, Лука терпит. Да и как не терпеть! Разве мог бы он в воинском убранстве до Сарая добраться? А в рясе везде дорога открыта. Ордынцы попов и монахов не трогают, попы и монахи Богу молятся.
Лука неторопливо идёт узкой улицей вдоль мазанок и мастерских, из которых доносится перезвон молотков, запах калёного железа. На этой улице живут русские умельцы, в разное время угнанные в неволю. И улица эта в Сарае зовётся Русской.
Солнце печёт неимоверно, и горячий ветер сыплет в лицо песком. Луке жарко. «Как хорошо сейчас дома, под Москвой, - думает он.
– Лечь бы под берёзой, на траву. Прохладно, тишина, только листья шелестят да птицы щебечут… Воды родниковой испить бы. Да студёной, чтоб аж
Во рту пересохло. Лука с трудом ворочает языком. Увидев вышедшего из мастерской бородатого умельца, попросил:
– Дай водицы испить!
Мастер молча вернулся в кузницу, а Лука, остановившись у низкой двери, осмотрел полутёмное помещение. В левом углу горн с подвешенными мехами, посреди наковальня, к ней прислонены клещи, рядом молот валяется. У оконца верстак, а на нём разложены напильники, зубила и иной кузнечный инвентарь. Кузнец снял с крючка корчагу, почерпнул из деревянной бадьи воды, подал Луке.
Вода тёплая, невкусная. Лука пьёт, а сам краем глаза рассматривает чёрное от загара и копоти лицо кузнеца. Длинные волосы свисают по самые плечи. Лука вернул корчагу, вытер губы. Кузнец кивнул на монашескую рясу:
– Пошто в такие годы от жизни отрешился?
– Обет дал, - ответил Лука и в свою очередь спросил: - А ты давно в неволе?
– Немало лет…
– И бежать не пытался?
– Бежать?
– переспросил кузнец.
– Бежать бежал, только отсюда дорога заказана.
– Он откинул волосы, обнажил вместо ушей красные обрубки.
Лука отшатнулся. Кузнец с усмешкой сказал:
– Одно ухо - когда первый раз изловили, второе - когда вдругорядь схватили.
– И, опустив волосы, уже серьёзно закончил: - Земля же родная у меня всегда с собой.
– И достал из-за пазухи мешочек.
– Вот, вишь?
Лука низко поклонился:
– Прости меня, человек, что затронул твои раны.
– И, повернувшись, торопливо зашагал к видневшейся невдалеке русской церкви.
Мимо медленно прошёл старик в белых портах и такой же белой рубахе. Лука заметил его ещё издали, когда он выходил из храма. Следом за стариком выбежал церковный служка. Завидев Луку, крикнул:
– Там тя отец протоиерей дожидается!
В церкви никого не было. Лишь поп Давыд гасил свечи у алтаря. Лука подошёл к нему. Протоиерей сказал глухо:
– Поспешай, сын, и передай великому князю Ивану Даниловичу, что князь Александр у хана был и тот вернул ему ярлык на тверской стол. А ещё поговаривают, что просил Александр, чтобы не через Москву ордынский выход платить, а самолично. Но на то будто пока хан Узбек не согласен, а другие ханы уговаривают, руку Александра держат.
Лука кивнул.
– Поспешай, сын, но остерегайся ордынских караулов, чтоб не заподозрили они тя. А на всяк случай возьми.
– Он протянул Луке бронзовую пластину с непонятными значками.
– С пайцзой тя не тронут.
Как-то раз послы из Генуи спросили у Батыя: «Где начинается и где кончается Золотая Орда?» Тот, не задумываясь, ответил: «Та земля, куда хоть раз ступило копыто коня моего воина, и есть мой Улус, моя Орда».