Иван, Кощеев сын

Арбенин Константин Юрьевич

Тут гром на небе грянул и дождик припустил.

– Ну вот, – говорит Горшеня, – и ополоснуться подали! Значит, всё правильно.

Выбрался он на берег, от усталости шатается.

– Эй, – кричит, – лесной народ, айда всем мыться, пока вода ещё не остыла! Царя-руководителя почистили, теперь и всем пообновиться не мешает.

Едва договорил – тут же с ног и свалился от усталости под куст на свою одежду да прямо голый заснул. Тигран Горыныч, шатаясь, выбрался на берег, свалился рядом и тоже захрапел. Все лесные жители тотчас кинулись в озеро,

полезли мыться-купаться. Ух и визгу было, ух и рёву! лес такой толчеи никогда не видывал!

Посреди ночи, когда снился Горшене седьмой сон, самый сладкий, кто-то растормошил его, сбил эту сладость и долго тряс мужицкие плечи. Горшеня просыпаться не хотел, отнекивался сколько мог, потом всё-таки приоткрыл левый глазок и с большим трудом узнал в побудчике Ивана.

– Горшеня, друг, – шепчет Иван ему в лицо, – пора нам утекать, самое время! Не ровён час, утро зачнётся, тогда не сносить нам головы!

– Постой, – кривится Горшеня. – Куда бежать? Зачем бежать? Ты чего, Ваня, надумал?

– Вот ведь! – расстраивается Иван. – Проснись, друг ситный! Горыныч нас съест утром, коли мы сейчас не утекём!

Горшеня отмахнулся от приятеля, мешок под головой поправил.

– Нешто я утекать буду, – бубнит, зеваючи. – Я ещё опосля работы не отдохнул как следует. Отдых для работника – святое дело…

И обратно укладывается. А Иван не даёт ему успокою, за рубаху тянет.

– Горшенюшка, пёс тебя укуси! Очнись, дурень!

Горшеня приподнялся, посмотрел на Ивана всерьёз серыми своими глазами, пошевелил губой: дескать, не тревожь души-тела! И лёг опять.

– Ну знаешь!.. – обиделся Иван. – Ты, я вижу, и впрямь справедливость свою испытать хочешь, в самое пекло лезешь, чтобы её за хвост ущипнуть. Воля твоя, только я к тебе в подельники не нанимался, мне эти экперементы не по душе. Я ещё пожить хочу, у меня ещё дело есть важное. А в бессмертности своей я не уверен, так что…

– Иди, Вань, поступай как знаешь, – отозвался Горшеня из полудрёмы. – Я, правда, Вань, спать очень хочу…

И захрапел в свист.

Глава 12

Царский завтрак

Утро наступило, холодком о себе знать дало.

Открыл Горшеня глаза, глядит: туман вокруг озера вьётся, влагой всё пропитывает. Накинул мужик рубашку, штаны натянул, а сам головой вертит – ищет, нет ли где поблизости Ивана. Зверья кругом всякого разного спит вповалку видимо-невидимо, а человека не найти; знать, утёк дорожный товарищ, не выдержал.

А это что за гора сквозь туман порциями просачивается? Горшеня аж присвистнул: да ведь это Тигран Горыныч лежит! И никакого мерзкого запаху от него не исходит! Горшеня приблизился к телу, упёрся носом в змеиный бок и изо всех сил воздух в нос втянул. И ничего – вполне сносно! От удовлетворённости ли, от занюха ли – чихнул Горшеня всладость! Так чихнул, что всю орду звериную разбудил. Змей и тот заворочался, застонал, зевнул сильным ветром и слипшиеся глазища растопырил.

– Утро

доброе! – приветствует его Горшеня. – С лёгким парком, твоё лесничество!

Тигран Горыныч глядит на Горшеню, хвостом туман разгоняет, вчерашний день припоминает в подробностях. Морда у него довольная, вид – жениховатый, в глазах перспектива светится; хорошо себя чувствует змей после давешних водных процедур. И Горшеня ему в ответ улыбается, налюбоваться на отмытого царя не может.

А воздух вокруг чистый – хоть горстями за пазуху клади!

Тут и туман рассеялся, лесные твари в себя пришли, все друг на дружку глядят, гомонят, диву даются, царя своего только по размерам опознают. А у Горшени уже другая забота: подошёл он к озеру, смотрит на него и в затылке тоскливо чешет.

– Да, – говорит, – озерцо-то мы, того… испоганили, право слово.

И правда: в озере вся вода теперь в таком непотребном состоянии, что стыдно смотреть. Тигран Горыныч туда же взглянул – аж озноб по полосам его тигровым пробежал.

– Ну ничего, – успокаивает себя и остальных, – после завтрака и озеро вычистим.

– Ах да! – спохватился Горшеня. – Отвлёкся маленько, виноват. Стало быть, уже прямо сейчас, твоё лесничество, завтракать соизволишь?

– Да чего уж там откладывать, – зевает змей, – почитай, всю ночь не ел!

– Как скажешь, твоё лесничество, – кивает Горшеня, – как скажешь.

Вышли из кустов еноты – вынесли шесть кадушек с солёными грибочками. Горшеня носом повёл, в кадки те глянул – один к одному рыжики да маслята! Объедение!

– Годится? – спрашивает его змей.

– Годится… – вздыхает Горшеня. – Компания подходящая: все из земли выходцы.

– Погоди-ка, ветелинар, – шарит свежим взглядом звериный царь, – а второе где?

Горшеня прикинулся, что ничего не понимает.

– Ась? – переспрашивает. – Какое такое второе?

– Дружок твой Иван где? Утёк?

И такой сердитый у Тиграна Горыныча взгляд сделался, что медведь-воевода тут же прибежал к нему безо всякой на то команды – просто учуял, что дело выговором пахнет. А всё опять же потому, что воздух кругом чистый и никто посторонних запахов не издаёт.

– Где?! – кричит Тигран Горыныч сразу и на Горшеню, и на воеводу своего (и сокрушается в сердцах, что голова у него только одна на такой случай). – Что вы уставились на меня, как мотыли на финик? Где, я спрашиваю, эта моя вторая порция? Кто стырил?! Кто упустил?!

Потап Михалыч сдрейфил не на шутку – подумал, что сейчас придётся ему своей тушей прошляпленный недовес восстанавливать. А Горшеня хоть и не сдрейфил, но тоже нехорошее подумал – что все его вчерашние труды по установлению мостов пошли теперь насмарку. И вот, едва они успели об этом подумать, как кусты орешника вдруг раздвинулись и вышел на поляну Иван. Поправил на себе поясок, заспанные глаза кулаками протёр, осмотрелся.

– Прости, – говорит, – твоё лесничество. Сморился от такого чистого воздуха, чуть завтрак не проспал.