Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины
Шрифт:
Настоящий перелом в судьбе Поддубного случился позже, и произошло это так…
В один из дней он отправился после работы прогуляться вдоль моря. Слушая удары волн, крики чаек, так приятно думалось о родных местах… Хорошо в Феодосии, но дома лучше. Вспоминалось, как земля вываливается из-под лемеха черными жирными пластами, как подскакивает борона за конем, разрыхляя их, как летят с широкого размаха зерна, чтобы подняться потом ровной зеленой щеткой молодых еще ростков, как наливается изо дня в день пшеница, как желтеют колосья.
На променаде было людно. Ивана не искушали ни питейные,
– Господин хороший, позабавиться не желаете?
– А у меня и так жизнь веселая, – как-то сразу же, не задумываясь, ответил Иван.
– Всегда может быть еще веселее, – не унималась проститутка.
Она была еще совсем молодой и, как понимал Поддубный, не до конца испорченной.
– Ну, так как? – прозвучал вопрос.
– Такие штучки со мной не проходят.
На променаде, где прогуливалась публика, ощущалось какое-то новое движение. Рядом с Поддубным и девицей с криками пробежали мальчишки. Впереди виднелась толпа, послышалась духовая музыка. Она приближалась.
– Вы не знаете, что там такое? – отошла от прежней темы девица и вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть.
Тем временем уже стали слышны торжественные выкрики, словно предвещавшие важное событие. Блеснули медью трубы, серебряно отозвались музыкальные тарелки, глухо застучал барабан.
– Вы не могли бы мне помочь забраться на парапет? – попросила девица.
– Вот это можно, – согласился с таким предложением Иван, легко подхватил почти невесомую для его сил проститутку под локти и поставил на парапет, после чего залез на него сам.
Теперь, с возвышения, стало лучше видно и слышно. Впереди процессии, сопровождаемой народом, шествовал по променаду духовой оркестр. Дирижер двигался спиной вперед, взмахивая над головой жезлом с блестящим набалдашником. Звучал разухабистый марш, который не мог перекрыть зычный голос господина в сюртуке и примятом цилиндре, идущего рядом с оркестром.
– … дамы и господа, не пропустите! Гастроли знаменитого и неповторимого цирка Бескоровайного!..
– Цирк, – вымолвила девица, голос ее уже не звучал распутно. – Вы любите цирк?
– Наверное, – проговорил Поддубный, не отрывая взгляда от величественного зрелища.
Он и в самом деле не знал, любит ли цирк, потому что ни разу в нем не был. Однажды в Красеновку заехала бродячая труппа канатоходцев. Тогда в центре села поставили опоры, растянули канат, и совсем еще мальчишка ходил по нему с длинным шестом в руках. Но это событие особого следа в душе Поддубного не оставило.
Толпа уже проходила мимо Ивана, который с высоты наблюдал за непривычным для себя зрелищем. Променад наполнился ощущением праздника. Восторженно кричали не только мальчишки, но и солидные господа, даже некоторые дамы потрясали в воздухе зонтиками, приветствуя артистов. Следом за оркестром шли разряженные арлекинами артисты на ходулях. За ними передвигались двое гимнастов, делая сальто. Причем внешне им удавалось это так легко, что казалось, по-другому они и ходить-то не умеют. Затем провезли запряженные цирковыми конями клетки с дрессированными
Чувствовалось, что некоторых артистов люди уже знают, они знаменитости. Поддубный непроизвольно улыбался, как мальчишка, глядя на буйство красок, движения, ловкости. И тут девица очень непосредственно вцепилась в руку Ивана, затрясла ее и даже стала подпрыгивать.
– Силачи, силачи идут! – восторженно кричала она.
Шествие цирка Бескоровайного замыкали борцы-атлеты. Они шли с достоинством, то и дело поднимая руки и демонстрируя накачанные мышцы. Все они были одеты в облегающие трико, оставлявшие открытыми ноги. Двое перебрасывались на ходу гирями. Любопытные, толпившиеся на набережной, выкрикивали их имена. Кто-то даже бросил букет цветов. Атлет в маске ловко поймал его и поднял над головой.
Шествие удалялось, затихали грохот барабанов, звуки духовых инструментов. Толпа схлынула. Иван помог девице спуститься с парапета. Больше никаких предложений она ему не делала, просто поблагодарила и устремилась вслед за артистами цирка. Поддубный остался стоять. Увиденное поразило его до глубины души. Это был какой-то иной мир, в котором отменялись будничные условности реальности. Тут, казалось, не действуют даже законы природы. Грозный лев подчиняется человеку, можно ходить на руках, выдыхать огнем, заглатывать шпаги. Можно сгибать свое тело, будто бы у него нет суставов и костей. Но больше всего запомнились ему атлеты и то, как их приветствовала публика. Ощущалось, что их любят, им поклоняются. Достаточно было взглянуть на мальчишек, на то, как сияли их глаза, и каждому наверняка хотелось стать в будущем таким же сильным, как они.
Что-то «сломалось» в Иване, теперь нарядный променад казался ему слишком блеклым, словно солнце светило уже не так ярко и краски южного моря померкли. Они не шли ни в какое сравнение с великолепием цирковых костюмов. Цирк Бескоровайного ураганом пронесся по набережной, заставив людей на время забыть о ежедневных заботах и о хлебе насущном.
Поддубный остановился у тумбы. Пожилой расклейщик расправлял на ней свеженькую афишу поверх отслужившей свое – театральной.
– Когда первое представление? – спросил Иван.
– Завтра.
Поддубный неторопливо читал афишу. Много в ней было всякого, но взгляд зацепился за последние слова. Зрителям сообщалось, что их вниманию будут представлены соревнования знаменитых борцов и что каждый желающий сможет выйти на цирковой манеж, чтобы помериться с ними силой. Ивану хотелось спросить, так ли это, но расклейщик афиш уже исчез, оставив после себя лишь капли клейстера на мостовой променада. На солнце и ветру афиша быстро сохла, растягивалась, расправлялась буквально на глазах.