Иван стрелец. Песчаная башня
Шрифт:
–Не всех -вмешался каменщик -Витражисты откажутся, у них все заказы от Ратуши, а вот те, что окна остекляют могут с нами и договорится.
–В общем будет человек сто -сто пятьдесят! Это очень хорошо!
Ханс Бринкен мечтательно посмотрел куда-то в даль и прошептал:
–Вот так поднималась заря борьбы за коммунальные права в Амьене, Генте и Брюге!
–Ты забыл университетские уроки!-возразил Мартин Гизе-Они боролись со своими сеньорами, за право быть вольными городами. А Рига уже вольный город. Тут у нас другая борьба, в ней главное не спалить в огне весь город с жителями вместе.
Боярин Кваснин-Окороов
Потом шептал:"Помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей, и по множеству щедрот твоих очисти беззаконие мое.",крестился и кланялся. На шептание со словами "И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца.", проснулся и сел на кровати дьяк Телятьев. Осмотрелся. Уперся взглядом в боярина. А тот продолжал: "Господи Вседержителю, Боже сил и всякия плоти, в вышних живый и на смиренныя призираяй…". Кручина потянулся. Посмотрел на сидевшего на сундуке с дубиной в руке Беду. Тот видя отошедшего от сна дьяка поклонился ему. "Многомилостиве и Всемилостиве Боже мой, Господи Иисусе Христе, многия ради любве сшел и воплотился еси, яко да спасеши всех…": шептал боярин. Дьяк слез со своей лежанки, встал за спиной Кваснина как раз когда тот трижды произнёс :«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас», и трижды перекрестился на походный иконостас. А боярин уже читал Отче наш.
Помолившись Орест Ипатьевич приказал Беде сложить походную церковь, но прежде отодвинуть сундук от двери, да напомнил, чтобы и тот прочёл хотя бы Отче наш,"а то ведь ты. разбойная душа, хоть и крест на тебе, молитву святую только и бормочешь когда на столе съестное увидишь, точно пёс не кормленный". Беда только поклонился согласно, прочитал перед иконами молитву трижды и сложив походный алтарь уложил в сундук. В дверь стукнули и заглянула Матрёна. Боярин рукой поманил её, женщина внесла тазик и кувшин с теплой водой, чистый убрус. Поставила всё и поклонившись ушла. Беда полил хозяину на руки, а тот умыл лицо и шею.
–Слышишь дьяк. ты умываться то будешь?
– спросил боярин у Телятьева, и когда тот отрицательно покачал головой, приказал слуге- Тогда ты харищу то умой, чтобы не такой страшной был!
Пока Беда плескал себе в лицо теплой водой, боярин одел чистое исподнее, стиранную рубаху из сундука, натянул штаны, и подбитый мехом зипун. Сверху облачился в кафтан, к которому надо бы было прикрепить воротник-козырь, да уж больно тяжело было ходить с этим "украшением" Оресту Ипатьевичу, гордо держа голову. словно шест проглотил, да и не к месту он был теперь. Беда помог натянуть сафьяновые из козьей кожи сапоги красного цвета с узкими
–Вот до чего же нелепо мы одеваемся.
– заметил дьяк Телятьев -Пояса так низко затягиваем, чтобы брюхо доколен висело! Уродливо это, противно. То ли дело италийцы! У них одежда показывает стать…Это почему? А потому, что там чтят человека, его достоинства, а не чин и не богатство.
–Всё то тебе своё не мило!
– ответил Орест Ипатьевич. надевая на голову низкую шапочку, расшитую цветной нитью, ставшую модной у московских людей, после того как царь взял себе жену из "черкас пятигорских"-Ты давай ка за письмо садись. Забыл, что с утра заедет тот немчик, что дельный совет нам дал. Зови своего подьячего.
–Это тот, которому ты денег отвалил не меряно?
Орест Ипатьевич прищурившись посмотрел на дьяка:
–Ты поди уже кляузу на меня сочиняешь?
–Нет. что ты боярин!
– помотал головой Кручина -Какая кляуза. что ты! В посольстве мы все под тобой. а моё дело каракули выводить. какие скажешь.
–Ну так зови своего помощника. да будем прямо тут письма писать!
– слегка озлившись на Кручину проворчал Орест Ипатьевич
–Может сперва заутрок какой, хоть малый отведаем?
–Тебе бы только жрать, да меня тратами казны попрекать!
– рявкнул боярин.
– Но коли на пустое брюхо тебе не думается. ступай да прикажи чего -нибудь. Да буди своего подьячего то!
Тут боярин Кваснин-Окороков глянул на своего слугу, и видя его глаза словно вопрошающие что ему делать, и голодные, добавил:
–И ты иди вниз добудь нам перехваток какой, да посмотри как там.Встали уже стрельцы то.
В дверях Кручина и Беда едва разошлись с подьячим Алтыном Потроховым,что уже тащил в боярский ночлег походную канцелярию, складное сиденье, и складной стол. Видя старания приказного, боярин одобрительно кивнул, присел на резной табурет со спинкой и стал наблюдать как Потрохов поставил и раздвинул ножки походного стола. поставил на распрямлённую столешницу ящик с бумагами. перьями и чернилами, и последним поставил на пол складной табурет. Потом поклонился Оресту Ипатьевичу.
–Садись, перо гусиное! Отрадно видеть, что ты о службе радеешь куда более чем начальник твой. Я вот смотрю, ты…как тебя кличут то?
– Потрохов ещё не присев на табурет. вновь поклонился и назвал своё прозвище- …ага. Алтын значит. Так вот я гляжу, ты в годах уже, и служишь исправно, а чего же всё в подьячих ходишь?
–К зелену вину имел я пристрастие, боярин.И был на мне грех такой, в молодости, что унёс я в кабак казну приказную, да всю там и спустил. Один алтын остался.
–Хм!
– усмехнулся боярин.
– И что же?
–Высекли, так, что сидеть не мог, да и лежать тоже, и сослали в монастырь, тамошние дела вести. да каяться. Вот там я десять лет и обитал. Думал в монахи пойти, а потом решил. что не по мне это. Вернулся в мир, и с тех пор хожу в подьячих.
–Значит вором ты был. Что же, теперь служи на совесть, и если дело исправим, то скажу за тебя слово, моет быть в какой приказ захудалый тебя дьяком определят.
– пообещал боярин Кваснин-Окороков, прикинув заодно в уме много ли ему будет толку от справной службы.-Сейчас перекусим чем Бог послал, да за дело возьмёмся.