Иван Сусанин
Шрифт:
— А я что толковала? Где бы уж ему с тятенькой наравне косить. Эдак-то и я смогу.
Настенка взяла Иванкину литовку и, улыбчивая, длинноногая, в голубом сарафанчике, пружинисто направилась на луговище. Пушистая коса заметалась по ее гибкому стану.
— Не балуй, дочка! — крикнул ей вслед Слота.
Но где там! Настенка, не державшая в руках литовки, задорно воскликнула: «Коси, волшебница!», затем с силой размахнулась и … на добрых пять вершков всадила косу в землю.
Слота озаботился:
— Сломает литовку, егоза. Настенка! Немедля отойди!
Если косу дернуть
Но неудача не смутила Настенку. Взыскательно молвила подошедшему Иванке:
— Сказывай заговор!
Иванка легонько вытянул косу из земли, буркнул:
— Умеючи надо.
— А ты возьми да научи, раз такой умелец.
— Не к чему тебе, Настенка.
— Как это не к чему? Твоя мать — сама видела — не хуже моего тятеньки косит. Вот и мне пригодится. Учи, Иванка! Кому сказываю!
— Недосуг.
— А я в траву перед тобой встану. Режь мои ноженьки, злыдень!
Слота и Сусанна слушали разговор, и глаза у обоих были улыбчивы.
«Озорная девчонка, — думала Сусанна. — Она уже не в первый раз над сыном подтрунивает… А может, неспроста? Такое с девушками бывает. Уж не влюбилась ли в моего Иванку? Однако, Настенка зря на сына таращится. Слота — зажиточный мужик — и он никогда не выдаст дочку замуж за бедняка, кой и так в долгах, как в шелках».
Ведала бы Сусанна мысли Слоты.
Тот уже давно приглядывался к Иванке, а потом как-то подумал:
«Приделистый парень. Таких работников поискать. Силенкой Богом не обижен, нравом добрый, разумом крепкий. Чем не суженый для Настенки?»
Правда, на селе были сынки и богатеньких мужиков. Но не зря в народе говорят: «Богатство родителей — порча детям». Верно присловье. Нагляделся! Увальней да лодырей, хоть отбавляй. Да и умишком такие скудны. Богатством ума не купишь. Иванка же с его золотыми руками может далеко пойти. И всего-то полгода в селе проживает, но мужики о нем уже с уваженьем судачат. Быть Настенкой за Иванкой. Обожду еще годик — и выдам подросшую дочь, благо в вотчине житье для мужиков, слава Богу, покойное.
На следующий Покров Настенка стала женой Иванки Сусанина. Счастливо зажили молодые. Но вскоре вдруг беда грянула. Примчали в вотчину сразу четверо дворян, собрали мир и грозно заявили:
— Отныне нет боле вотчины вора [51] Курбского! Наделил нас великий государь четырьмя поместьями. Сидеть вам у нас на барщине и оброке!
У Иванки на душе похолодело: среди помещиков спесиво сидел на коне дворянин Кутыга.
Угрюмые мужики в полном неведении. Как, почему, что произошло с Курбским? Отчего его земли поделили?
51
Вор, воровской — преступник, противозаконный.
Глава 9
ИЗМЕНА КУРБСКОГО
День стоял сухой и жаркий. В покоях было душно. Иван Васильевич задумчиво стоял у окна. На душе его было смутно. Государь устал: от Ливонской войны, опричнины, казней бояр, грызни царедворцев,
Не стало истинных друзей. Когда-то он большие надежды возлагал на князя Андрея Курбского. Умен, образован, храбр, мог правду сказать прямо в глаза царю. (Пожалуй, единственный, кто мог это сделать). Остальные — не осмелятся, плахи побоятся. Этот же дерзок, вельми дерзок, даже в лютых сечах.
В 1560 году русские войска нанесли Ливонскому Ордену сокрушительное поражение, но Иван Грозный не был доволен действиями воевод, кои не захотели двинуться на Ревель. Неудачной оказалась осада крепости Вейссенштейна. Однако ратные неудачи лишь подхлестнули царя. Он веско заявил на Боярской Думе:
— Без моря Руси не жить!
В мозглые осенние дни служилый люд потянулся к Великим Лукам. Шли дворовые «конно, людно и оружно», стрельцы, пушкари и казаки. В стылый январь 1563 года собралась огромная шестидесятитысячная рать. Служивые гадали: куда великий государь направит своё войско.
— На Полоцк! — непреклонно молвил воеводам царь. — То ключевая порубежная крепость. Она закрывает путь на Литву. Лазутчики донесли, что Полоцк зело крепок острогом и пушками. Сокрушим! Подтянем свои пушки. В челе рати сам пойду!
В середине января государь прибыл в Великие Луки. Ядреный, жгучий мороз схлынул, но зато разбушевались метели. Дорогу на Полоцк завалило снегом, войско пробивалось через лесные дебри и болота. Под конец полки утратили всякий порядок, пехота и конница и обозы перемешались между собой, и движение вовсе застопорилось. Царь с приближенными самолично разъезжал по дороге, «разбирал людей в заторах».
В начале февраля рать подошла к стенам Полоцка. Литовцы загремели, забухали пушками, но ядра не долетали, взрывались в сугробах. Весь большой московский наряд [52] был поставлен на раскаты, на острог посыпались десятки чугунных, медных, свинцовых и железных ядер. Удары русских пушкарей были тяжелы и разрушительны.
В одну из темных ночей литовцы выскочили из крепости и попытались уничтожить пушкарей и заклепать запалы пушек. Но вылазка была отбита.
Царь Иван приказал усилить натиск. Через несколько дней крепость была разбита и сожжена. Литовцы укрылись в Верхнем замке, но не нашли спасения: огонь русских пушек был убийственен. Литовцы сдались.
52
Наряд — пушки.
В дни осады Полоцка вновь отличился любимец царя, князь Андрей Курбский. Он возглавлял Сторожевой полк. Издревле в челе его ходили наиболее опытные воеводы. Курбский появлялся в самых опасных местах, храбро и умело руководил осадными работами.
Государь, собирая воевод на ратный совет, не раз отмечал:
— Толково, князь Андрей. Радение твоё не забуду.
Победное войско вернулось в Москву, его встречали колокольным звоном.
Андрей Курбский надеялся на щедрые царские награды, но государь всея Руси повелел ему ехать в Дерпт (Юрьев), наместником.