Иван — я, Федоровы — мы
Шрифт:
— Какого дьявола вас тут носит! — Кто-то отодвинул его в угол ямы.
Прямо перед собой Ваня увидел растерянное лицо Дымова. Оно было заляпано кашей. Лейтенант держал в руке ложку, а перевернутый котелок валялся на дне ровика. За спиной лейтенанта давились от сдерживаемого хохота Черношейкин и Кухта.
— Нос вытри. В каше, — сказал Дымов.
Неподалеку оглушительно разорвалась мина, пахнуло горелой землей, затем взрывы последовали один за другим.
Дымов выглянул с биноклем из ровика и сказал:
— За
Федоров тут же полез из ровика, но сержант удержал:
— Сиди, пока не окончится обстрел. Не обижайся на лейтенанта. Нельзя нам себя обнаруживать. — И Кухта показал ему на искусно замаскированные огневые.
Только теперь Ваня увидел незаметно разбросанную вокруг землю, припорошенную полынью пушку в укрытии. Поодаль, в ямах, лежали ящики со снарядами. Ровик, в который он влетел, тоже был прикрыт полынью. «Тут побольше работы, чем закопать кухню!» — отметил он. Присмотревшись, обнаружил выдолбленную нишу — там стояли бутылки. «Это и есть горючка!» догадался он и незаметно сунул по бутылке в карманы, прикрыв горлышко гимнастеркой.
Удовико с Овчинниковым похрапывали. Ваня решил опробовать одну бутылку и, взяв спички, пошел в глубину балки. Сбил камнем сургуч, выковырнул пробку… Из горлышка вырвался сноп огня…
«Мина угодила в машину с продуктами!» — всполошился Богданович, заметив дым в районе кухни, и сорвался с наблюдательного пункта. Комиссар Филин еле поспевал за длинноногим капитаном. Спускаясь в балку, они увидели, что машина и кухня были в целости, повар и шофер безмятежно спали. А поодаль бушевало пламя.
— Что у вас тут горит?!
Удовико даже во сне узнал голос Богдановича и, еще глаза не успев открыть, вытянулся по стойке «смирно». Капитан пробежал дальше и все понял по осколкам бутылки и разбросанным спичкам. Ваня, скорчившись, лежал на земле. Богданович оторвал его руки от лица и убедился, что глаза невредимы, но сильно обожжена кожа.
— Мигом Аню сюда! — приказал он повару.
— Отставить, — сказал Филин сорвавшемуся с места Удовико, — сама бежит.
— Кого убило? Ранило? — еще издали крикнула Аня.
— Глаза, глаза ему посмотрите…
— Миною или чем?
— Проверьте глаза!
— Я тичас, товарищ капитан, тичас… — От волнения Аня не могла выговорить «сейчас». — Ванечка, глянь на мою руку… Видит, видит, товарищ капитан… видит! Ой! Не реагирует…
— Что вы цацкаетесь с ним! — прикрикнул капитан. — Боец Федоров, ко мне!
Ваня подошел к Богдановичу, обожженные губы не давали слова вымолвить.
— Боец Федоров, марш к комиссару!
Парень четко повернулся к Филину.
— Все видит, — заключил капитан. — Где бутылки с горючкой взял?
Ваня протянул руку в сторону переднего края, откуда слышался треск пулеметов.
— Утащил с огневых Дымова, — сразу определил комиссар.
— Лейтенанта Дымова ко мне! — потребовал капитан.
Повар бросился исполнять приказ…
Аня смазала пострадавшему лицо, затем стала бинтовать. Капитан сердито вышагивал. Филин старался успокоить его.
— Откуда ему знать, что горючка без спичек вспыхивает?..
— И нечего знать! — еще больше возмутился Богданович. — Из-за этого пожара нас могли разбомбить! Люди без боя погибли бы!
— Все-таки мальчишка… Рядом война, а ему приходится кашу варить…
— Жалость, комиссар, иногда боком выходит.
— И жестокость тоже, товарищ капитан.
— Ты где учился?
— В университете на истфаке.
— А я историю изучал на войне. В финскую командир у нас пожалел одного. Разожги, говорит, махонький костер, погрейся. Этот огонек стоил жизни роте солдат.
Ваня склонил голову. Слова капитана жгли больнее горючки.
Запыхавшись, подбежал повар:
— Лейтенант Дымов с пехотой сорвался!..
— Как это сорвался? — Капитан гневно посмотрел на Удовико.
— А так, значит… Немец атаковал наших… Пехота пошла на немца… И лейтенант Дымов с ними…
— И бросил свое подразделение?
— Выходит…
— Выходит?! Война это вам или детский сад?
Повар с перепугу уже ничего не соображал:
— Не знаю, товарищ капитан…
— Что?!
— То есть война, война…
Капитан показал пальцем на Ваню, которого заканчивала бинтовать Косопырикова.
— Под конвоем немедленно отправить в тыл и сдать военному коменданту. Черношейкина ко мне!..
Повар припустился бежать. Навстречу ему, тяжело дыша, со сбитой назад пилоткой и слипшимися на лбу от пота и земляной пыли волосами, с которых по лицу и шее струились подтеки, спускался в балку, покачиваясь словно пьяный, лейтенант Дымов. Увидев Богдановича, он отер тыльной стороной ладони лицо, оправил на ходу гимнастерку, пилотку и, весь подобравшись, уже твердым шагом подошел к Богдановичу.
— Товарищ капитан, прибыл…
Богданович оглядел Дымова с ног до головы и спросил, чеканя каждое слово:
— Кто разрешил ходить с пехотой в атаку?
Дымов молчал, вытянув руки по швам.
— А если бы танки пошли? Мальчишка!
— Я не хотел. Так надо было…
— Кто приказал?
— Никто, — прорвало Дымова. — Вот скажи, комиссар, ты пошел бы в атаку, когда рядом все пошли?
— Пошел, — подтвердил Филин; он-то знал, что такое штыковая атака, испытал курсантом политучилища, когда их бросили на Можайское направление под Москвой. И, помедлив, добавил: — Но капитан прав.