Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа
Шрифт:
Арон облегченно вздохнул, выровнял штурвалом направление яхты и крикнул Василию:
— Стаксель уложи верхним концом наружу! А то потом опять будем три часа искать фаловый угол!
В черной пиратской шапочке со сбившимся к уху козырьком, мокрый от напряжения всех своих небольших сил, Василий крикнул ему в ответ:
— Ароша! Смотри вперед и занимайся своим сраным двигателем! И молись, чтобы у тебя хватило горючего!..
— У «меня»?! — возмутился Арон. — Ну, мерзавец! Ну, шейгиц!.. Да если бы ты не
В самом узком месте пролива Босфор, у Мыса Ашиян с роскошной старинной крепостью, украшенной белоснежными башнями, где интенсивность судов как в одну сторону, так и в другую достигла скученности муравейника…
…большая, грязная турецкая шхуна волокла на буксире притихший «Опричник» с убранными парусами и молчащим двигателем.
На корме шхуны, свесив босые ноги за борт, сидел средних лет турок и специально для «Опричника» играл на кларнете «Калинку».
«Калинка, калинка, калинка моя…» — неслось над Босфором.
Еще три турка, таких же грязных и живописных, как и их шхуна, валялись на корме рядом с кларнетистом и прихлопывали в ладоши в такт мелодии.
Изредка они что-то по-турецки кричали Арону и Васе, на что Арон кричал им в ответ:
— Айм но индостайн! Тенк ю вери мач! Ай гоу ту Хайфа!..
Турки заливались сочувственным смехом, а кларнетист менял «Калинку» на «Не слышны в саду даже шорохи…»
Арон сидел в кокпите, стыдливо оглядывался по сторонам на плывущие рядом суда и бормотал:
— Просто перед людями неудобно… Все своим ходом, а нас волокут, как убогих…
Василий стоял у штурвала, пытался его успокоить:
— Чего ты дергаешься?! Ну, не хватило горючего! Ай, ай, ай, ай. Делов на рыбью ногу! С каждым такое может случиться…
— И вообще… — глухо сказал Арон и уставился вниз, в решетчатый настил кокпита.
Вася посмотрел на Арона и понял, что дело не только в том, что их, на глазах у всего мира, тащут на буксире.
— Прекрати сейчас же! — мягко сказал он. Плывем на халяву — одно удовольствие… Первый раз можем хоть по сторонам посмотреть. Гляди какая крепость… Ты же таких в жизни не видел!..
Не поднимая глаз, Арон отрешенно проговорил:
— Наша Петропавловка ничуть не хуже…
Васе вдруг до боли в сердце стало жалко Арона, да и себя вместе с ним, покойного Марксена Ивановича, оставленных Леху Ничипорука, Гриню Казанцева и Нему Блюфштейна, потерянных навсегда Клавку и Ривку, и ему захотелось бросить к чертовой матери этот штурвал, лечь навзничь на решетку кокпита и, глядя в чужое небо, завыть от нахлынувшей дикой тоски…
Но он только горько усмехнулся и тихо сказал Арону:
— Петропавловка уже вторую неделю, как не наша, Арончик… И постарайся привыкнуть к этой мысли как можно быстрее. Тогда все остальное будешь воспринимать менее болезненно…
А кларнетист на буксирной шхуне уже играл
Недалеко от перекинутого через Босфор Галатского моста, напротив фантастически красивой Султанаметской мечети с нацеленными в небо шестью сверкающими минаретами почти рядом со старинным дворцом Султана, у причальной стенки Арнавуткея — места стоянки яхт, катеров и разной плавучей морской мелочи, слегка покачиваясь, стоял кое-как пришвартованный «Опричник».
На причале замерли четыре автомобиля, украшенные разноцветными английскими текстами. По одному шла надпись — «Полиция-иммигрейшен», по второму — «Санитарный контроль», по третьему — «Служба таможни Турции».
Четвертая машина — небольшой автофургон, стояла чуть в стороне и была снабжена надписью «Агент-шипшандер Яцек Штур. Стамбул-Галатасарай». И номера телефона, телефакса и телекса…
На палубе «Опричника» в испуге замерли Арон и Василий. А с причала, перебивая друг друга, на них одновременно орали на отвратительном английском языке все три представителя турецкой власти. Они в бешенстве потрясали документами Арона и Васи, угрожающе размахивали руками, вращали глазами, брызгали от ярости слюной и даже топали ногами от возмущения.
Повторяя за каждым из трех турецких чиновников его интонации и жесты, точно так же вращал глазами, размахивал руками и топал ногами невысокий толстенький человечек с большими висячими усами.
Правда, надо отдать должное — орал он по-русски и с откровенно польским акцентом.
Он почти синхронно переводил все, что вопили полицейский, таможенник и санитарный контролер, не упуская возможность расцветить все это русским матом и кое-что вставить от себя совершенно нормальным голосом. Выглядело это примерно так:
— Почему вы не связались с администрацией порта по шестнадцатому каналу?!! — вопил представитель иммиграционной полиции по-английски, как и положено разговаривать во всех портах мира.
— Что же вы, вашу мать, не дали радио службе порта?! — с абсолютно точными интонациями полицейского по-русски кричал толстячок с усами.
— На каком основании вы не взяли лоцмана?!! — орал таможенник.
— Что же вы, мудаки, не взяли лоцмана?! — кричал толстяк.
Так как никому из троих представителей власти ответы Арона и Васи были не нужны, вопросы летели один за другим: