Иванов катер. Капля за каплей. Не стреляйте белых лебедей. Летят мои кони…

Васильев Борис Львович

–  Будет сделано, парень.

Сергей на заду сполз с обрыва, побежал по мели, держа багор наперевес. Он бежал от отчаяния, чувствуя, что вот-вот, еще минута - и остатки решимости окончательно покинут его. Волны били в лицо, дно уходило из-под ног. Он падал, отплевываясь, поднимался, снова шел и снова падал. В двух шагах от катера его сбило с ног огромным раскоряченным пнем, затянуло под него, поволокло по грунту. В ужасе он бился под цепкими корнями, выпустил багор, но вылез, встал и, почти теряя сознание, уцепился за леер

залитого водой "Волгаря". Прижался грудью к ржавому борту, закрыл глаза. Волны били в спину, перекатывались через голову, ноги подбрасывало, тянуло под киль, но теперь он был спасен и отдыхал, копя силы, чтобы взобраться на палубу.

Он не расслышал голоса, но почувствовал руки, которые тянули его вверх, на катер. Подняв голову, увидел Еленку: мокрые патлы, расцарапанное в кровь лицо, раскрытый в крике рот. Он кое-как взобрался на танцующую палубу, не смог встать и пополз по скользкому железу. Еленка тащила его за пояс, падала, когда сбивала волна, и все говорила и говорила, и он опять не слышал ее. В рубке он поднялся на ноги, и они плотно задраили дверь.

–  Сережа!
– Плача, она целовала его мокрое лицо.
– Я знала, что вернешься за мной, что не бросишь!…

–  Ну, ладно, - сказал он и сел на рундук, усадив ее рядом. Катер швыряло, и они катались, как ваньки-встаньки.
– Ты чего с нами-то не пошла?

–  Так ведь кубрик залило. Постели мокрые, хлеб, крупа - все мокрое. Пока прибралась - вы уж за борт попрыгали. Я испугалась сперва, а потом поняла, что вернешься, что не бросишь меня тут.

–  Да.
– Теперь Сергею казалось, что так оно и было.
– Я глянул там, а тебя нет. Ну, и… И катер оставлять нельзя, не положено, под суд пойти можно. Да не реви же ты, господи! Спасут.

–  Я не от страха реву, Сереженька, я - от счастья. Ведь не верила, что любишь, совсем не верила, дура проклятая. А ты едва не утоп из-за меня!…

Катер снова кинуло на бок, Еленка слетела с рундука и осталась стоять на коленях перед ним.

–  Где поцарапалась?

–  Это?
– Она коснулась щеки и засмеялась.
– Это Шурка меня угостила. Помнишь, толстая эта, с нефтянки?

–  Да… - сказал он.
– Много воды в кубрике?

–  Много. Сверху налилось и, по-моему, с машин течет: переборка старая, в щелях вся.

–  Отливать надо.
– Он отстранил ее, встал, держась за стену.
– Давай-ка работать.

Долго отливали воду, но убывала она медленно: волны по-прежнему захлестывали катер. А потом пошел тяжелый густой дождь, и Сергей с остервенением швырнул ведра: отливать было бесполезно.

Рация не работала: то ли разболтало ее от качки, то ли залило аккумуляторы. Сергей попытался было наладить ее, но бросил, ничего не добившись. Сидели в сумрачном кубрике, забравшись с ногами на диван, кутались в сырые одеяла. Ветер не утихал, катер валяло с боку на бок, плескалась вода в кубрике, заливая диваны. Еленку мутило

от болтанки, усталости и голода.

Грузный топлякоподъемник тоже било и раскачивало, клыки грейфера лязгали над палубой. Но суденышко было хорошо расчалено, якоря прочно держали грунт, и Вася не беспокоился. Пили чай в теплой, чистенькой комнатке, нахваливали мотор:

–  На веслах ни за что бы до шквала не выгребли. Сила мотор, а, Иван Трофимыч?

–  Мотор добрый, - соглашался Иван: его тревожило, догадается ли Сергей зачалить корму.
– Как бы катерок мой о баржу не побило…

–  Напрасно переживаете, Иван Трофимыч. Помощник у вас опытный, сообразит.

Досидели до вечера, когда пошел дождь и волнение чуть утихло. Иван попросил лодку: не терпелось глянуть на катер. Вася с Лидой попытались его отговорить, но Иван был непреклонен.

–  Съезжать пора, хозяева дорогие. Загостился. А лодку утречком доставлю, не беспокойтесь.

–  Ладно, сам отвезу, - сказал Вася.
– Достань-ка, Лидуха, плащи.

Лодку швыряло по волнам, но мотор выгребал легко, и Вася умело держал курс. Вода звонко хлестала в нос, брызги разлетались в воздухе: шли сквозь сплошную завесу. Плащи сразу намокли, коробом оседлав плечи. Вася радовался:

–  Сила мотор, Трофимыч!…

Волны перекатывались через баржу, били в берег, "Волгаря" не было. Вася растерянно оглядывался:

–  Куда же это Сергей подался?

Берег прятался в густой пелене дождя. Спросить было не у кого.

–  Правь к "Быстрому"!…

"Быстрый" стоял в затишке за тяжелым корпусом плавучего крана. Подошли. Вася зачалил лодку за леер, Иван поднялся на палубу. Долго стучал в задраенную дверь рубки. Наконец она с лязгом приоткрылась - на пороге стоял сонный моторист.

–  Иван Трофимыч?… - Он обалдело моргал, словно не веря глазам.
– А "Волгарь" где?

–  Не знаю, - сказал Иван.
– У тебя хотел спросить…

–  Это да!
– удивился моторист.
– Да он же в Юрьевец утром пошел. Я думал, вы повели… А тут люди болтают, что потоп в устье…

–  Кто потоп?

–  Да катер ваш. Может, врут.

–  А ну, Петр, заводи "Быстрый". Где Антон Сергеич?

–  Капитан на берегу, а завести не удастся, Иван Трофимыч. На ремонте стоим, головку с блока сняли, завтра перебирать…

Иван, не слушая, уже хромал по палубе. Слез в лодку, глянул ошалело:

–  Несчастье, видать. Петр говорит, потоп, мол, катер. В устье потоп, на перекатах.

–  Да что вы, Иван Трофимыч…

–  Давай, Вася. Христом-богом прощу: давай туда сбегаем. На ремонте "Быстрый".

–  Как же, Иван Трофимыч?… Это ж часов шесть ходу. И бензину не хватит.

–  Люди ведь там, Вася! А бензину мы в Козловке достанем, на шестом "Гансе". У них бочка целая, сам на прошлой неделе возил. Надо ведь, Вася!