Иванова, на пересдачу!
Шрифт:
— Ладно вам, Иванова. Не реагируйте столь бурно. У вас же на лице написаны все эмоции.
«Отвалите», — подумала я, мысленно дорисовывая маршрут, куда именно он должен отвалить. Извилистый такой маршрут, полный закоулков и голодных тварей.
— Я вас так сильно бешу? — продолжил изгаляться он, стоя ко мне спиной, но рассматривая меня через зеркальную стену.
— Нисколько, — сквозь зубы.
— Вчера вы, конечно, задали жару. Так эмоционально. Это восхищает. Наверное, я должен извиниться за свои слова. Кажется, эта
Он повернулся и сделал шаг в мою сторону. Насмешливо. С одной целью — позлить. Я вжалась в стену, думая о том, что смогу дать коленом в пах, если придвинется ещё ближе.
— Станислав Тимофеевич, отстаньте от меня по-хорошему.
— Я и не… — начал Измайлов, но осекся.
Внезапно лифт заскрипел, покачнулся и… застыл на месте. Свет вырубило, и мы погрузились в кромешную тьму.
— Нештатная ситуация! — донесся голос откуда-то снаружи. — Сохраняйте спокойствие. Электричество будет восстановлено в течение десяти минут.
— Что ж, у нас есть десять минут, — прошептал Измайлов мне на ухо совсем другим тоном, и позвоночник опалило жаром. — Может быть, ты все-таки простишь меня? Даша, сейчас я серьезен…
— Я тоже более чем серьезна! — попыталась возмутиться, но его губы отыскали мои во тьме, и язык проник в рот, не давая возможности продолжить возмущения.
Как-то внезапно я ответила на поцелуй.
Слабачка ты, Иванова!
Горячая рука ползла по моей ноге. От колена и выше, к округлости бедра. Здравый смысл требовал отказаться. Потому что потом будет больно. Потом этот мужчина опять воспользуется мною и скажет, что мы поступили неправильно. Он будет язвить и насмехаться.
К сожалению, голос рассудка оказался задвинут куда подальше. Потому что всё внутри взмолилось о продолжении, стоило Измайлову оказаться рядом. О нежных касаниях. О поцелуях, что выжигали на коже узоры.
Запретить или согласиться?..
Отказать или…
Глава 4
Но как отказаться, когда тебя накрывает с головой обжигающей волной? Даже если потом будет больно — плевать. Сердце срывается на бег, и когда Измайлов сминает мои губы жадным поцелуем, я задыхаюсь. Теряю ориентацию в пространстве. Истекаю желанием.
Темнота нам на руку. Можно трогать, ощупывать, очерчивать с открытыми глазами, без стеснения и дурацкой робости. Можно тереться об его кожу бедрами, можно всматриваться, пытаясь разглядеть черты лица. Можно не сдерживать стоны и сжиматься в тугую пружину, пока его пальцы исследуют меня внизу.
Когда он наконец-то входит в меня, я вцепляюсь ногтями в мощные плечи, насаживаюсь сильнее, чтобы ощутить его в себе. На всю длину. Глубоко. Так полно.
Ох.
Он начинает двигаться быстрее, и во мне растекается жгучее, неконтролируемое желание.
Это сродни сумасшествию. Потому что в эти секунды я забываю обо всем.
— Ты такая… — он не закончил фразу, но мне и не нужно концовок.
Никаких слов. Молчи. Дари наслаждение и не говори, потому что слова не даются нам обоим. Мы начинаем проявлять характер (исключительно мерзопакостный), а это чревато последствиями.
Сейчас я почти готова забыть о той детской обиде, которую испытывала к тебе. О твоих словах. Об ухмылках вечных. Об унижении…
И когда Станислав Измайлов — Стас! — приближается к пику, я присоединяюсь к нему с тихим всхлипом.
А потом мы приводим себя в порядок на ощупь, в темноте ищем разбросанную верхнюю одежду. Антисанитария, конечно, полная. Пол в лифте не такой уж и чистый, поэтому куртка моя наверняка представляет собой жалкое зрелище.
Все-таки уложились в десять минут. Свет, мигнув, включился, и мы уставились друг на друга. С неподдельным таким опасением.
— Если вы… ты сейчас скажешь, что это было ошибкой, я приду к тебе ночью и задушу подушкой, — пообещала я зловредно.
— Не скажу, — он откинул с глаз челку. — Даш, я вообще не знаю, что со мной происходит. Меня накрывает, стоит тебе появиться рядом. Как наваждение какое-то или вирус. Запах твой, взгляд… Не понимаю…
— Вот когда поймешь, тогда и пообщаемся, — выдала я.
Двери открылись на первом этаже, выпустив меня наружу. Наконец-то вышла победительницей! Ура! Краем глаза я отметила, что Измайлов так и стоит в лифте, недвижимый, точно статуя.
Ну а куртка почти не пострадала.
Тем роковым днем Станислав Измайлов возвращался со встречи. Кто, в самом деле, додумается назначать приватное общение (да ещё и на неприятную тему) на третьем этаже торгового центра, в ресторанчике под названием «Индюшка и хрюшка»?
Но некогда лучший друг Стаса был как раз таким человеком. Игорь Сокольников решил, что нет лучше места, чтобы пообщаться по душам, чем заведение, где приветствуют веселым хрюканьем.
Правда, что в их общении было душевного, Стас так и не понял.
Он ощущал себя идиотом, пока человек напротив рушил его мир и выбивал почву из-под ног. Окончательно. Бесповоротно. С особым садизмом.
В этом, что ли, душа?
Сказать, что Стаса втоптали в землю одним только разговором, — ничего не сказать. Так гадко он ещё никогда себя не чувствовал.
— Как ты, друг? — спросил Игорь, изображая человека, которому не всё равно. — Прости, что сразу не рассказал.
— Нормально всё, — ответил резко. — Мне нужно идти. Мы договорили?
— Не злись…
Действительно. Легко сказать.
Стас медленно встал, будто бы убеждаясь, что пол не исчез, и мир не превратился в зыбучие пески. Кинул купюру, расплачиваясь за не выпитый кофе.