Ивовый манекен
Шрифт:
Господин де Термондр заявил, что он предан интересам религии, но остается при своем мнении. Прежде всего он не за греков. Он за турок или во всяком случае за мир. Многие католики совершенно равнодушны к восточным христианам. Каждый волен иметь свои убеждения, зачем же посягать на них? Никто не обязан быть грекофилом. Сам папа – не грекофил.
– Господин аббат, – прибавил он, – я вас слушаю с глубоким уважением. Но я продолжаю настаивать, что следовало говорить в более примирительном тоне в эти дни скорби, когда, казалось, возникла надежда на примирение между классами…
– И когда курсы на бирже поднялись, свидетельствуя о мудрой политике Франции и Европы на Востоке, – добавил г-н Бержере с недоброй усмешкой.
– Вот именно, – снова заговорил г-н де Термондр, – мы должны ладить с правительством,
– Охотно вам верю, – сказал г-н Бержере, – да и вообще можно не сомневаться, что сейчас во Франции самые рьяные заступники католицизма – богатые евреи.
– Вы совершенно правы, – подхватил г-н де Термондр. – Евреи много жертвуют на католические богоугодные заведения… Но всего возмутительнее в проповеди отца Оливье то, что он, так сказать, приписывает богу роль инициатора и вдохновителя этой катастрофы. Слушая его, можно подумать, будто господь бог сам поджег благотворительный базар. Моя тетка д'Ансе, присутствовавшая при богослужении, вернулась домой возмущенная. Не может быть, чтобы вы, господин аббат сочувствовали такого рода заблуждениям.
Господин Лантень обычно не вступал в неосмотрительные обсуждения богословских вопросов с мирянами, которых считал людьми мало осведомленными в этой области. При всей его любви к богословским спорам, он считал споры на такие скользкие темы, как сейчас, недопустимыми для лица духовного. Он промолчал, и г-ну де Термондру ответил г-н Бержере:
– Вы предпочли бы, чтобы этот монах снял с господа бога ответственность за несчастное событие, происшедшее по случайному недосмотру на одном из участков сотворенного им мира, и после катастрофы изобразил нашего создателя в виде соболезнующего, скромного и благопристойного префекта полиции.
– Не издевайтесь, – сказал г-н де Термондр. – Неужели, по-вашему, надо было говорить об искупительных жертвах и карающем ангеле? Да ведь это же старозаветные ^понятия.
– Это христианские понятия, – ответил г-н Бержере. – Господин Лантень не будет этого отрицать.
Но аббат продолжал молчать, и г-н Бержере опять заговорил:
– В одной книге, учение которой господин Лантень одобряет, в знаменитом «Рассуждении о равнодушии», есть теория искупления, которую я вам советую прочитать. Я запомнил оттуда одну фразу и могу привести ее почти дословно: «Роковой, неумолимый закон тяготеет над нами, – говорит Ламенне, [76] – мы не в силах выйти из-под его власти; этот закон – искупление, несокрушимая ось нравственного мира, вокруг которой вращаются судьбы человечества».
76
Ламенне,Фелисите де (1782–1854) – французский публицист, философ и политический деятель, развивавший идеи так наз. «христианского социализма». Первоначально правоверный католик, клерикал, и монархист, в 1830 г. он приветствовал июльскую революцию. В 1834 г. выпустил книгу «Речи верующего», в которой критиковал социальный и политический строй Франции. Книга была осуждена папой, и Ламенне порвал с католической церковью, выступив против нее в «Римских делах» (1836). За резкую критику июльской монархии Ламенне был присужден к тюремному заключению. В то же время выступал против коммунистических идей.
– Прекрасно, – сказал г-н де Термондр. – Но неужели бог хотел покарать добродетельных женщин, занятых делами милосердия, как, например, моя кузина Куртре, мои племянницы Лане и Фелисе, тяжко пострадавшие во время пожара? Бог не может
Господин Лантень поправил подмышкой требник и собрался было уходить. Потом раздумали, воздев правую руку, с достоинством произнес, обращаясь к г-ну де Термондру:
– Бог не был ни жесток, ни несправедлив к этим женщинам: по великому своему милосердию он сподобил их пострадать по образу жертвы непорочной ради нашего искупления. Но даже добрые христиане не сознают теперь необходимости жертвы и смысла страдания, они позабыли самые святые таинства религии, и посему тот, кто не потерял веры в спасение, Должен ожидать еще более грозных предостережений, еще более настоятельных указаний и еще более великих знамений. Прощайте, господин де Термондр, оставляю вас с господином Бержере, – человеком хотя и неверующим, но по крайней мере не впадающим в постыдные заблуждения людей поверхностно религиозных, – он шутя разобьет ваши доводы при помощи одного только слабого разума, не согретого чувством.
Сказал и удалился решительными и твердыми шагами.
– Что с ним такое? – спросил г-н де Термондр, провожая его глазами. – Он как будто на меня рассердился. Господин Лантень – человек, достойный всяческого уважения, но характер у него тяжелый, ум его ожесточился от постоянных ссор. Он не в ладах с архиепископом, с профессорами семинарии, с доброй половиной духовенства в епархии. Сомнительно, чтобы ему дали сан епископа. И я начинаю думать, что и для церкви и для него будет лучше, если он останется на своем старом месте. При его нетерпимости он может оказаться опасным епископом. Что за странная фантазия – одобрить проповедь отца Оливье!
– Я тоже одобряю его проповедь, – отозвался г-н Бержере.
– Вы дело другое, – сказал г-н де Термондр. – Вы так для красного словца говорите. Вы человек неверующий.
– Я неверующий, но я богослов, – сказал г-н Бержере.
– А я, – сказал г-н Термондр, – верующий, но не богослов, и возмущаюсь, когда о амвона провозглашают, что бог погубил в пламени несчастных женщин, дабы покарать за преступления нашу страну, не идущую впереди Европы. Неужели же отец Оливье воображает, что при настоящих обстоятельствах нам легко идти впереди Европы?
– Если он так думает, то ошибается, – сказал г-н Бержере, – но вы-то, вы, один из столпов католической партии в департаменте, как тут сейчас было сказано, вы должны знать, что вашему богу спокон веков, еще в библейские времена, были весьма по вкусу человеческие жертвы и запах крови всегда был ему угоден. Он наслаждался кровопролитием и ликовал при избиениях. Таков уж был у него нрав, господин де Термондр. Он жаждал крови, как господин де Громанс, который круглый год охотится на коз, куропаток, кроликов, перепелов, диких уток, фазанов, тетеревов и кукушек, смотря по сезону. Он сокрушал невинных и порочных, воинов и дев, пернатых и четвероногих. Можно думать, что он с удовольствием вкусил от дочери Иевфая. [77]
77
Иевфай– библейский правитель иудеев, давший перед битвой обет принести в жертву богу того, кто первым придет к нему после победы, и вынужденный, во исполнение обета, убить свою дочь.
– Ошибаетесь, – сказал г-н Термондр. – Она была принесена ему в жертву, но эта жертва не была кровавой.
– Вас только успокаивают, щадя вашу чувствительность, – сказал г-н Бержере. – На самом же деле ее убили. Иегова был особенно лаком до свежего мяса. Маленький Иоас, [78] вскормленный при храме, не обольщался насчет любви этого бога к детям. Когда добрая Иосавефа примеряла ему царскую повязку, он впал в сильнейшее волнение и задал следующий тревожный вопрос:
78
Иоас– библейский царь Иудеи, в детстве спасенный от жестокой смерти Иосавефой,женой первосвященника, и тайно воспитанный при храме.