Ивы зимой
Шрифт:
Так думал Рэт до тех пор, пока не произошло нечто совсем из ряда вон выходящее: на очередном подъеме мотор самолета вдруг как-то странно зачихал — и заглох! Только что мир был наполнен мощным ревом и грохотом, и вдруг — тишина, нарушаемая лишь самым безнадежно-зловещим звуком, который когда-либо доводилось слышать Рэту: это свистел и завывал ветер в рулях и проволочных растяжках крыльев и ему аккомпанировало мерное бормотание пропеллера, вращающегося под напором встречного воздуха.
Прежде чем Рэт успел что-нибудь сказать или даже подумать о том, что можно было бы сказать в такой безнадежной ситуации, мир вдруг резко
— Ой! — все, что успел сказать Рэт, прежде чем перевернутый аэроплан с неизвестно как удержавшимся в нем и невероятно забавно при этом выглядевшим Тоудом швырнуло куда-то в сторону, прочь из поля зрения Водяной Крысы.
Ревущий в ушах Рэта ветер перевернул его, и глазам Водяной Крысы предстал, словно во сне, знакомый пейзаж, но с высоты птичьего полета. Там, далеко внизу, была земля, поля и рощи, там петляла река, которую он так любил, особенно вон тот ее кусочек.
Он тотчас же узнал все: вот мост, вот усадьба Тоуда — замок кажется большим даже с такой высоты, вот опушка Дремучего Леса, вот Кротовый тупик с домом Крота, вот заливные луга, вот снова река, сверкающая в лучах зимнего солнца. А на реке…
— А вон и моя лодка — плывет себе по реке, — сообщил он сам себе, словно наблюдения в полете с неба на землю были для него привычным делом.
Больше всего его сейчас озаботила судьба лодки — его любимой, верной и надежной подруги. Между прочим, вспомнил Рэт, именно Тоуд виноват в этой неприятности. Именно задумавшись о странном грохоте, доносившемся из его поместья, Рэт забыл привязать ее и теперь наблюдал, как она проворно движется вниз по течению.
— Проклятие! — в сердцах воскликнул Рэт, поняв, какая судьба ждет его суденышко в самое ближайшее время: сверху было отлично видно, что болтающаяся и вертящаяся на воде лодка неумолимо приближается к острову и вскоре минует его с одной или с другой стороны. А за островом оставалось рукой подать до плотины, где лодке будет суждено разбиться вдребезги.
Сюрпризы следовали один за другим: в какую-то секунду Рэт вдруг осознал, что вот уже некоторое время к свисту ветра в ушах примешивается другой звук — очень знакомый. Рэт прислушался — сомнений быть не могло. Оглянувшись, он увидел подтверждение тому, о чем докладывали уши: самолет каким-то образом выровнялся в воздухе, и неким чудом вновь заурчал, зарокотал его мотор.
Сам Тоуд по-прежнему находился в кабине — что немало удивило Рэта. Сделав над ним пару кругов, аэроплан вновь закачался и, виляя, унесся куда-то прочь, быстро скрывшись из виду.
Рэту показалось, что все это тянется уже довольно долго, и он стал прикидывать, многим ли отличается парение в воздухе от плавания под водой. Он даже попытался проделать несколько энергичных гребков передними и задними лапами, чтобы оценить результат. Его ли стараниями или потоками ветра, но направление падения чуть-чуть изменилось, чего, впрочем, оказалось достаточно, чтобы вскоре под Рэтом очутились не знакомые до мелочей пейзажи, а места, о которых он знал только понаслышке. Вот промелькнул большим черным пятном край Дремучего Леса, а за ним показались такие далекие уголки Белого Света, о которых Рэту было известно только их название: Дальние Края.
Впрочем,
Еще один порыв ветра — и вновь перед глазами Рэта оказалась родная река, его собственный дом на берегу, мост, Тоуд-Холл, а за ним — снова далеко-далеко Дальние Края, залитые зимним солнцем, места, о которых Рэт столько слышал и частенько пытался себе их представить. И вот — странные, но реальные — они предстали перед его взором.
От увиденного у Рэта перехватило дыхание. Река, его знакомая Река, извиваясь, утекала туда, в Дальние Края… То есть нет, вытекала оттуда. Петляя, она становилась там все уже и незаметнее. Где-то она пробивала себе путь среди не по-зимнему зеленых лугов, где-то — среди каменных круч, теряясь там, где ослепительно сверкали на солнце заснеженные вершины гор… Да, это были горы! Самые настоящие горы!
— Вот это да! — прошептал Рэт, никогда прежде не видавший ничего подобного. — Ничего себе!
Но тут мир словно спохватился, что показывает слишком многое не тому, кому нужно. За спиной Рэта послышалось какое-то шуршание, затем мощный хлопок, и вдруг резкий рывок словно подбросил его куда-то вверх. Рэт попытался разобраться, в чем тут дело, и ему стало не до созерцания пейзажей Дальних Краев. Когда же все выяснилось, оказалось, что смотреть уже не на что да и некогда.
Шуршание, хлопок и рывок за спиной Рэта сопровождали раскрытие парашюта, страховочную стропу которого он так предусмотрительно закрепил на фюзеляже самолета. Получив в свое распоряжение огромный парус, ветер стал мотать Водяную Крысу вместе с парашютом из стороны в сторону. Затем мощный поток подхватил Рэта и понес над приближающимися с огромной быстротой деревьями к дальнему концу Дремучего Леса.
— Ну и дела! — присвистнул Рэт. — Главное — не забыть, в какой стороне река. Тогда не заблудишься, — сказал он себе, видя, как река стремительно уносится куда-то в сторону.
А затем, вслед за последним порывом ветра, чуть приподнявшим парашют, последовало шумно-больно-ветвисто-шипасто-царапаюшееся и весьма болезненное приземление на дальней опушке Дремучего Леса.
А тем временем далекие, пронзительные призывные голоса (слишком слабые, чтобы называться криками) наконец сумели-таки вырвать Крота из того странного, таинственного, наполненного тенями и шорохами мира, в котором он пребывал уже некоторое время. Открыв глаза, Крот увидел, что мир, в который он вернулся, состоит из неба — холодного, серого, пасмурного неба.
Какие-то смутные воспоминания ожили в его голове. В этих видениях обнаружилась парившая в этом самом небе большая угловатая птица, громоподобный шум крыльев которой и растормошил его почти уснувшее сознание. Впрочем, окончательно пробудили Крота голоса, выкрикивавшие его имя.
Где он сейчас находился, он и понятия не имел. Честно говоря, он испытывал серьезные сомнения в том, есть ли в этом мире что-то кроме неба — лес, река, трава, земля… Впрочем, там, где он побывал до того, все было совсем незнакомо и странно.