Ивы зимой

Хорвуд Уильям

Вновь череда аппетитных блюд отвлекла его внимание, желудок жалобно заурчал, не довольствуясь жалкими корешками да несколькими ягодами — последним урожаем, собранным Кротом на острове.

— Ну-ну… — оборвал себя Крот, направляясь к лодке Рэта, той самой лодке, в которой в былые годы он столько раз плавал по реке, сидя на корме и поставив у ног корзину с едой, припасенной для пикника. Были в корзине и…

— Ну-ну… — Крот снова прогнал опасные воспоминания и постарался получше вспомнить самого Рэта, его манеру держать весла, его ритм гребли…

Сам не понимая, зачем он это

делает, Крот забрался в лодку и сел на свою любимую скамеечку. Оказавшись на этом месте, он почувствовал себя чуть-чуть лучше, чуть-чуть уютнее, чуть-чуть ближе к дому, к друзьям, к теплому беззаботному лету.

Прошло еще три дня. Три длинных серых дня и три еще более длинные ночи, прежде чем вода начала спадать и река стала похожа на себя. Вспомнив об одном из правил Рэта, Крот перетащил лодку пониже — вслед за отступающей водой: ведь если ты один не можешь ворочать и таскать лодку на суше, то от нее будет мало проку, когда она окажется на сухом месте, среди кочек, вдалеке от воды.

В этих перетаскиваниях лодки с места на место по прибрежной грязи и в осмотрах окрестностей в надежде увидеть кого-нибудь и подать сигнал бедствия проходило время. К бурчанию в желудке добавилась боль, а мысли о еде превратились в настоящие галлюцинации: еда мерещилась Кроту повсюду, повсюду — за рекой, по-прежнему непреодолимой.

Но время и сон оказались лучшими лекарями. Мало-помалу Крот набирался сил, и вскоре он уже не сомневался, что, когда придет время, он сможет управиться с лодкой и выгрести против течения, чтобы добраться до дома.

Но прошла целая неделя, прежде чем он понял, что в силах совершить такую попытку. К этому времени река уже вернулась в обычное русло, и лишь мутно-коричневый цвет воды напоминал о недавнем половодье. Небо очистилось от туч, денек выдался ясный и слегка морозный. Голые ветви прибрежных ив покрылись сверкающим на солнце инеем, а луга вдали отражали синеву неба в зеркале снежно-ледяной изморози.

Крот решил спустить лодку на воду.

— Надо попробовать, — убеждал он себя, набираясь смелости, — хотя бы попробовать.

Но время шло, утро сменилось полуднем, затем и день покатился к вечеру, а Крот все не мог решиться. Он несколько раз стаскивал лодку в воду, готовил весла, и всякий раз ему не хватало решимости оттолкнуться от берега.

Тем временем небо заволокло тяжелыми тучами, воздух замер неподвижно, вот-вот должны были начать сгущаться сумерки… Крот, может, и отложил бы попытку опасной переправы на следующий день, но несколько белых крупинок, мелькнувших в воздухе, изменили его намерения, придав им необходимую цельность. Эти снежинки предупреждали Крота, что в любой момент может обрушиться новый снегопад, вполне вероятно — с новым ураганом. В сильную бурю нечего и соваться в реку, а снег тем временем будет падать и падать, а потом, когда ветер стихнет и погода наладится, он начнет таять.

— И тогда вполне возможно… нет, совершенно определенно — никаких сомнений! — река начнет подниматься.

Перед несчастным Кротом пронеслись кошмарные видения долгих дней и ночей под порывами ледяного ветра, под мокрым снегом, а затем — на полузатопленном островке… Он живо представил

себе одиночество, неизвестность и скучающих по нему, а потом постепенно забывающих его друзей.

— Эх, Рэтти, жаль, что тебя здесь нет, — вздохнул он. — Ты бы посоветовал мне, что нужно делать. С одной стороны, до плотины вроде бы далеко, а с другой — что будет, если я уроню весло в воду? Что, если мне не хватит сил? Или… или?..

В этот миг вечерний ветерок вдруг изменился и неожиданно наполнился слабыми, но такими незабываемыми ароматами! Ошибки быть не могло: в воздухе витал слабый намек на запах пылающего камина, стоящей на каминной полке дымящейся чашки с горячей наливкой, тарелки с пудингом…

— Да-да! — облизнулся Крот.

Потом к запахам еды и дома добавился восхитительный аромат сигар Рэта. Кроту показалось, что в воздухе зазвучал знакомый голос друга, рассказывающего ему одну из своих бесчисленных историй.

— Я должен! — заявил Крот. — Сейчас же! Да, я сейчас же оттолкну лодку от берега и сейчас же возьмусь за весла. Именно так: немедленно! Я буду грести и рулить и доплыву до берега, как доплыл бы до него сам Рэтти, — с достоинством, уверенно и даже с шиком. Вот так!

С этими словами он резко толкнул лодку, перебрался через борт и, сам не до конца осознавая, что делает, заправски взялся за весла и погреб против течения — медленно, но верно.

«И едва ли преждевременно», — удовлетворенно отметил он про себя, замечая, как удаляется от него плотина, как уплывает вдаль приютивший его остров и как кружатся во все более плотном хороводе снежинки, постепенно превращаясь из ледяных крупинок в большие снежные хлопья.

— Все идет отлично, — подбадривал себя Крот. — Тяжеловато, конечно, грести, но это с непривычки. Но представим себе, что я — Рэт. Как бы он вел себя на моем месте? Во-первых, нужно держаться поближе к берегу, чтобы сэкономить силы. Во-вторых, нужно грести. Ни в коем случае не сдаваться! А когда силы совсем покинут меня и захочется отдаться на волю волн и судьбы, я представлю себе всю ту еду, что мы с Рэтти приготовим, — и съедим! — когда снова окажемся вместе! Я смогу, я обязательно смогу! Эй, Кротовый тупик, я уже совсем рядом!

С этим ободряющим возгласом, который несомненно бы услышали, если бы на берегу кто-нибудь был, Крот с удвоенной силой налег на весла, и лодка уже уверенней пошла вверх по течению, повинуясь гребцу, который решил ни за что на свете не сдаваться и не отступать от цели.

VI IN MEMORIAM [1]

Единственным светом в конце тоннеля, в который завела всех безудержная страсть Тоуда к полетам, его самонадеянность и безумное поведение в небе, для Барсука оставалась надежда на то, что Рэт остался в живых.

1

[1] В память (лат.).