Июльская гроза
Шрифт:
Антошка сел к сестре за спину и, обхватив одною рукой Наташу за шею, стал жевать блин и скоро сжевал его целиком, а сестра все время бежала домой, стараясь не упасть под тяжестью брата.
Тьма и туча, однако, вскоре догнали детей и нашли на них. Опять начался дождь, и после каждого раздраженного света молнии, после каждого удара грома дождь шел все более густо и скоро. Из тьмы неба теперь проливался сплошной поток воды, который бил в землю с такой силой, что разрушал и взворачивал ее, словно дождь пахал поле.
Наташе стало трудно дышать в гуще ливня; она
Чаща ливня срасталась перед нею все более непроходимо, даже идти шагом было сейчас трудно и больно, будто детей окружал сумрачный, твердый и жесткий лес, обдирающий их тело до костей.
Шум ливня заглушал удары грома, только молнии были видны. Иногда молний было столько много, что они сливали свой свет в долгое сияние, но это сияние освещало лишь бугры могучего мрака на небе, отчего было еще страшнее.
Наташа измучилась вся; она остановилась и опустила вымокшего Антошку на землю. Сейчас она не знала, что ближе -- мать с отцом или бабушка, сколько она отошла от бабушкиной деревни и сколько осталось идти домой.
Наташа села возле ржи и изо всех сил прижала к себе Антошку, чтобы хоть он остался живым и теплым около нее, если сама она умрет. Но ей подумалось, что вдруг Антошка помрет, а она одна уцелеет, -- и тогда Наташа закричала криком, как большая женщина, чтобы ее услышали и помогли; ей показалось, что хуже и грустнее всего было бы жить последней на свете. Ведь, может быть, и дом их в колхозе сгорел от молнии и двор смыт дождем в пустое песчаное поле, а мать с отцом теперь уже умерли. И, приготовившись, чтобы скорее умереть самой, Наташа оставила Антошку и легла на землю вниз лицом; она хотела умереть первой в грозе и ливне, прежде чем умрет ее брат Антошка.
Но маленький брат ее, посидев немного под дождем, сказал сестре:
– - Давай яму копать, мы туда спрячемся и проживем. Ты гляди, тут песок... Не плачь, а то я боюсь без тебя...
Вымокшие, похудевшие дети стали рыть руками яму подле ржи, где была легкая почва. Но, вырыв небольшое углубление, брат и сестра увидели, что сильный дождь дальше сам копает им яму и своей силой вымывает и уносит ручьем песчаную землю и поэтому спрятаться им туда было нельзя.
Наташа и Антошка притаились под ливнем на голой земле, сжавшись и укрывая руками свои головы.
– - Зачем ты меня к бабке-старухе в гости водила?
– - сказал Антошка сестре.
– - Дома лучше всего сидеть, я люблю дома... А ты девка-гулена!
– - Знай помалкивай лучше!
– - приказала Наташа.
– - Кто велел поскорей от бабушки домой идти? Я и блинов ничуть не покушала.
– - Я у бабки соскучился, -- смирно произнес Антошка.
Молния засветилась и вздрогнула несколько раз совсем рядом с Наташей и Антошкой, где-то в ближней полегшей ржи. Брат и сестра, боясь грома, загодя схватились руками друг за друга и прильнули лицами один к другому -Антошка к груди сестры, а она к его плечу, -- чтобы ничего больше не видеть. Но в шуме ливня гром прозвучал нестрашно.
– - Опять мимо, -- сказал Антошка.
Дети
– - Вы ктой-то?
– - хрипло спросил их близкий чужой голос.
Наташа подняла голову от Антошки. Склонившись на колени, возле них стоял худой старичок с незнакомым, ничем не обросшим лицом, которого они встретили нынче, когда шли в гости к бабушке. Сейчас этот дедушка, хранясь от дождя, надел кошелку на голову, а щавель, наверно, выбросил прочь.
– - Сморились аль испугались, что ль?
– - спросил у Наташи старик, подвигаясь к детям еще ближе, чтоб они его слышали.
– - Нам боязно стало, -- сказала Наташа.
– - Да как же не боязно-то?
– - согласился прохожий человек.
– - Ишь жуть какая -- и льется, и гремит, и сверкает. Я-то ведь не боюсь от старости лет, от глупости, а вам чего же: вы бойтесь, вам это надо.
– - А мы уж привыкли бояться, -- произнесла Наташа.
– - Теперь нам не страшно. А ты сам кто, ты откуда?
– - Я дальний, -- ответил старичок.
– - Верст двадцать отсюда будет: племхоз "Победа", не слыхала?.. А я оттуда, я там по племенному делу рассыльным агентом служу: куда что пошлют, что скажут -- я готов. А нынче в колхоз "Общая жизнь" ходил, мне велели сказать, чтоб колхоз племенного быка себе взял. Им бык полагается. Пускай погонщика шлют.
– - Сказал?
– - спросила Наташа.
– - Сказал. А сейчас вот назад ворочаюсь.
Антошка встал на ноги и с интересом детства рассматривал чужого маленького деда, стоявшего на вымокшей земле на коленях, с кошелкой на голове. Ливень перешел в сплошной частый дождь с пузырями, и молнии вспыхивали уже далеко в стороне, откуда гром не успевал доходить сюда, умариваясь в дороге.
– - Ну, иди, нам быка давно в колхоз надо, -- сказала Наташа.
Старик молча глядел на детей под сумрачным долгим дождем.
– - Сейчас тронусь, -- неохотно произнес он.
– - Мне пора.
Дед встал с земли и стал заправляться в дальнюю дорогу. Он крепко привязал свою кошелку обратно за спину и снял шапку с головы.
– - Вам не дойти, -- сказал старик детям.
– - Там дорогу теперь распустило, там земля густая, добрая, а дождь того гляди припустится...
Он надел свою шапку на голову Антошки и, согнувшись, касаясь руками земли, велел ребенку полезть к нему в кошелку за спиной, сидеть там и держаться. Антошка сейчас же забрался туда, и ему стало в кошелке мягко и хорошо.
– - А куда ты понесешь-то его?
– - быстро спросила Наташа, готовясь изо всех сил вцепиться в лицо старика.
– - Тебе кто наказал его брать?
– - Понесу к отцу-матери его, куда ж еще!
– - ответил дед.
– - На ваш колхоз. И тебя туда же.
Старик еще раз пригнулся, взял Наташу себе на руки и пошел под дождем по дороге в "Общую жизнь", унося на себе двоих детей.
– - Ты не бойся, -- сказала Наташа брату, удобно сидевшему в кошелке против нее.
– - Я за ним буду глядеть.