Июнь 1941. Разгром Западного фронта
Шрифт:
Когда один АНБО приземлился в Укмерге, майор Масис пошел в штаб за картами, а сержант Астикас остался его ждать в самолете с работающим двигателем. Увидев бегущего к нему незнакомого человека с пистолетом, он испугался и взлетел. Приземлился где-то на территории Восточной Пруссии, где был пленен. Экипаж Сосикае и майора Масиса немецкие мотоциклисты взяли в плен 24 июня. Сержант А. Гуйя вспоминал: «Военный автобус отвез нас в Кенигсберг. Выяснив, кто мы такие, нам предложили вступить в немецкую армию. Мы отказались. Нас на поезде отвезли в Баварию, а затем в Восточную Пруссию… В начале октября 1941 года нас доставили в Каунас, мы носили еще старую литовскую форму военных летчиков». После войны многие летчики-литовцы 29-й, несмотря на отказ сотрудничать с немцами, были арестованы и осуждены на 5–10 лет ИТЛ. Некоторые эмигрировали в США и Австралию [342] .
342
Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, копия.
В и без того загадочной истории 29-й ОКАЭ имеется еще одно «белое пятно». По сводкам безвозвратных потерь ВВС фронта, 27 июня из вылета в район Двинска не вернулся экипаж командира звена 29-й эскадрильи лейтенанта П. М. Белохвостова. Как он оказался там, неизвестно.
Печальный итог короткой жизни 29-го ТСК вполне закономерен. Корпус был сформирован на основе частей регулярной армии буржуазной Литовской республики со всеми вытекающими последствиями.
После добровольного вступления в состав Советского Союза (именно добровольного, ибо легитимность Верховного Совета Литовской ССР ничем не отличалась от легитимности признанного Лигой Наций Сейма Виленского края «образца» 20-х годов) соединения и части ее Народной армии вошли в состав Красной Армии в виде 29-го литовского ТСК. Но за год сделать из национальной армии независимого государства лояльное советскому режиму тактическое объединение не удалось. Не помогли ни чистки, ни аресты, ни «промывки» мозгов. Еще больший вред принесло агрессивное безбожие, насаждаемое новыми властями. Для консервативных литовцев запрет на исповедание веры был неприемлем, и для многих, даже симпатизирующих коммунистическим идеям, он был неприятной неожиданностью. Но Сталин умел извлекать опыт из собственных ошибок. Когда в ходе войны было создано Войско Польское из двух общевойсковых армий, в его частях по аналогии с польскими вооруженными силами «образца» до 1 сентября 1939 г. был введен институт капелланов — военных священников.
Глава 7
24 июня, день 3-й
7.1. Окончание активных действий советских войск на Августовском канале
Ввод в бой конно-механизированной группы
Действия войск левого фланга 3-й армии южнее Гродно
Ранним утром к Неману в районе деревни Гожа внезапным ударом прорвался 213-й полк 56-й стрелковой дивизии вместе с примкнувшими к нему подразделениями и остаточными группами. Уцелевшие, но оставшиеся без горючего и снарядов, бронемашины 38-го разведбата накануне были закопаны в землю. В короткой схватке противник был обращен в бегство, был захвачен исправный понтонный мост. М. И. Алексеенко из 1-го батальона 184-го КрСП вспоминал: «… мы вышли к Неману, где уже началась переправа. Большинство бойцов из 213-го стрелкового полка уже переправилось по понтонному мосту, но вдруг появились немецкие танки, которые открыли по переправе огонь. А потом и самолеты. Нам пришлось переправляться под перекрестным огнем на подручных средствах. Вода в Немане у берега покраснела от крови. Понтон, за который я ухватился, стало прибивать к берегу, где были немцы. Я прыгнул в воду и едва не утонул. Спасли меня проплывавшие мимо в лодке пограничники. У деревни Гожа, у кладбища (не один бывший воин 3-й армии запомнил это красивое католическое кладбище с крестами и статуями. — Д. Е.), мы наконец пристали к берегу, но попали под огонь вражеской артиллерии. Во время переправы я потерял своих однополчан и отступал дальше, к Лиде, с пограничниками. 27 июня, при попытке перейти дорогу, по которой двигались немцы к Минску, я попал в плен и был отправлен в лагерь военнопленных» [343] . Его боевой товарищ А. П. Исупов, с которым Алексеенко встретился лишь спустя 39 лет, писал в письме: «Я тоже чуть не утонул, пока понтон [нас] перевозил на ту сторону (вернее, на эту сторону). В понтон ударило осколками, и вскоре я оказался в воде. Щит от пулемета и вся выкладка утянули на дно и только каким-то чудом выбрался» [344] . Оказавшись на правом берегу реки, уцелевшие при переправе защитники рубежа на Августовском канале привели себя в порядок и двинулись по направлению к Лиде. П. В. Жила вместе с работниками управления укрепрайона капитаном Титовым и политруком Гришаевым (они прибыли в 9-й артпульбат еще 22 июня в качестве делегатов связи) и 17 бойцами пошел своим маршрутом. В районе Речицы группа капитана Жилы переправилась через Днепр и вышла к своим. Судьба многих подразделений 68-го укрепрайона осталась неизвестной. Ничего по сей день не известно о 10-м батальоне старшего лейтенанта Луппова, находившемся на левом фланге. Единственное сообщение из 10-го поступило в штаб УРа утром 22 июня: в нем сообщалось, что позиция батальона атакована людьми в форме военнослужащих РККА. Так как некоторые доты располагались в 200–300 м от линии границы, можно предположить, что по крайней мере часть их постигла судьба сооружений у Граево, захваченных штурмовыми группами противника без сильного противодействия с нашей стороны. Также почти ничего не известно о судьбе 2-й роты 9-го артпульбата.
343
Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, письмо.
344
Там же, письмо.
К рассвету 24 июня части 6-го мехкорпуса в основном вышли на исходные, определенные решением по нанесению контрудара в сторону Гродно. К четырем часам в штаб 36-й КД из всех частей были присланы донесения о выполнении приказа на занятие оборонительного рубежа. В 1-м эшелоне фронтом параллельно шоссе Белосток — Гродно развернулись 24, 102 и 144-й полки. Во 2-м эшелоне находились 42-й кавполк и 8-й танковый полк. Левее 36-й в стык со 144-м КП заняла оборону 6-я кавдивизия. На КП И. В. Болдина, куда прибыл генерал Е. С. Зыбин, М. Г. Хацкилевич сообщил, что танковые полки мехкорпуса прошли Сокулку в направлении Кузницы. По согласованию с командиром дивизии майор Яхонтов отправил с водителем штадива распоряжение в Волковыск, полковнику Козакову, чтобы артдивизион майора Игнатьева был направлен в район Одельска. После отмобилизования 2-му эшелону дивизии надлежало прибыть сюда же. К полудню с гродненского направления стал доноситься гул артиллерии, который затем стал приближаться и смещаться в сторону правого фланга, который занимал 24-й кавполк. К исходу дня стало ясно, что советские танковые части не сумели добиться
В соответствии с решением командующего фронтом группа генерал-лейтенанта И. В. Болдина должна была в 10 часов утра 24 июня атаковать противника в направлении на Гродно и Меркине. Задача была поставлена глобальная: к исходу дня овладеть Меркине, то есть выйти в полосу 11-й армии соседнего фронта. 6-й мехкорпус должен был атаковать в направлении на Гродно, Друскининкай, Меркине. 29-й МД предстояло наступать с рубежа Кузница, Сокулка, 4-й и 7-й танковым дивизиям и 6-му кавкорпусу — из района Шиндзель, Верхолесье, Тросьцяно-Нове (10 км южнее Сокулки) и далее — на север по берегу р. Неман. Таким образом, задача группе изменялась в сторону усложнения: требовалось уже не только стабилизировать положение в районе Гродно, Сопоцкин, Липск, но и продолжать наступление в полосу Северо-Западного фронта в район переправ через Неман у Меркине и, возможно, Алитуса. Вероятно, удар группы Болдина планировался как составная часть попытки переломить в свою пользу ситуацию на правом фланге всего советско-германского фронта. Кроме этого, планировалось привлечь к контрнаступлению соединения 3-й и 13-й армий. Однако устойчивой связи с этими объединениями фронт не имел, к тому же 13-я находилась еще в стадии формирования и фактически представляла из себя только штаб с батальоном связи. Не было также надлежащим образом организованной связи и, как следствие, четкости во взаимодействии между собой привлеченных к удару корпусов и их дивизий. 11-й мехкорпус так и не вошел в состав КМГ и действовал по-прежнему в подчинении 3-й армии. Но, судя по документам штаба фронта, там этого не знали и по-прежнему считали, что у Болдина два мехкорпуса, а не один. Согласно оперсводке штаба Западного фронта № 5 к 22 часам 24 июня, 3-я армия к 10 часам утра имела задачу во взаимодействии с группой Болдина перейти в наступление. 27-й стрелковой дивизии с рубежа Секерка, Янув (примерно в 15–20 км к югу-юго-западу от Домбровы) приказывалось наступать в направлении на Домброву, частям 85-й стрелковой дивизии с 86-м погранотрядом и остатками 56-й стрелковой дивизии — в направлении на Гродно. 6-я бригада ПТО якобы была выведена в резерв и находилась в районе Лунно.
В. К. Солодовников вспоминал, что, не успев даже изучить новый район обороны, он получил приказ силами своего 345-го полка взять назад Августов, до которого после трех последовательных отступлений было уже 55 км. Когда вышли на позицию укрепрайона и заняли там оборону, получили новую вводную: атаковать противника правее своего расположения на линии дороги Августов — Гродно. Там был участок УРа, занятый противником. Взяв работников штаба, полковник выехал на рекогносцировку, а своему заместителю приказал вывести полк в исходное положение. В назначенном месте свои подразделения он не обнаружил, когда стал искать, нашел 345-й снова на марше, с новым приказом на отход. Причины таких абсурдных, на первый взгляд, действий командования 27-й дивизии, из-за которых боеспособный полк с приданными ему подразделениями бесцельно перемещался между Сокулкой и Штабином, вряд ли уже будут раскрыты. Можно лишь предполагать, что они явились следствием разного рода несогласованностей в организации контрудара группы Болдина и 3-й армии.
Рано утром 24 июня маршал Г. И. Кулик на танке Т-34 лейтенанта Бородина выехал из штаба армии в штаб какого-то корпуса. Бородин вспоминал: «Уже не блуждали, поскольку в штабе армии нам выдали карту. И пайком обеспечили. Двигались в направлении Гродно. Но в указанном месте штаба корпуса не оказалось. Прикинув, что он, скорее всего, переместился в восточном направлении, двинулись туда. Маршал был сильно не в духе… В одном месте (мы ехали с открытыми люками) увидели отступавшую стрелковую часть. Слышался гул орудий и разрывы снарядов». Маршал приказал танкисту остановить бегущих. Увидев капитана, который также пытался прекратить панику, лейтенант закричал ему, чтобы слышали и другие: «Смотрите! Там маршал Советского Союза! Приказ — занять оборону!» Капитан повторил его слова. Бойцы побежали назад, послышались даже крики «Ура!». Когда горючего в танке осталось на час-полтора хода, расстроенный Кулик приказал остановить какой-нибудь автомобиль. Примерно через полчаса появились две бронемашины. В первой ехал полковник, оказавшийся начальником связи того самого корпуса, который они разыскивали. Маршал уехал с полковником, а вскоре мимо танка проехали три автозаправщика из 7-й танковой дивизии. Заправившись под завязку, тридцатьчетверка вслед за заправщиками прибыла в расположение дивизии и своего полка, которые вели бой под Гродно. В тот день боевое счастье улыбнулось Б. А. Бородину: его экипаж подбил и поджег семь вражеских танков. Но оно не улыбнулось корпусу в целом.
Наступательные действия 6-го М К изначально были обречены на неудачу ввиду его необеспеченности всеми видами снабжения для длительного ведения боевых действий. Боеприпасов имелось крайне ограниченное количество, фактически «голодный паек». Как вспоминал В. С. Финогенов, башенный стрелок бронемашины 35-го танкового полка 6-й кавдивизии, их экипаж послали на артсклад мехкорпуса — разведать, нельзя ли разжиться у коллег выстрелами для танковых пушек. «Когда мы к нему подъехали, оказалось, что накануне он подвергся авиационному налету. Все наземные постройки склада исчезли. Во многих местах как бы горела земля, раздавались мощные взрывы, разбрасывавшие вокруг осколки, неразорвавшиеся снаряды, снарядные гильзы» [345] . Помимо значительных трудностей в снабжении горючим и продовольствием, войска совершенно не имели прикрытия с воздуха. Штатных средств ПВО корпус, как указывалось выше, лишился согласно летнему плану боевой подготовки. Действия КМГ должна была поддерживать авиация Западного фронта, по боевому распоряжению генерала Павлова, не менее чем 80 бомбардировщиками. Об истребительном прикрытии речь вообще не шла. Таким образом, наступление конно-механизированной группы нашей авиацией не прикрывалось, зато налеты авиации противника происходили регулярно. Этих двух причин и еще, пожалуй, крайне неудовлетворительной организации разведки и, как следствие, незнания противостоящих сил противника (особенно его средств противотанковой обороны) было более чем достаточно для провала.
345
Личный архив Д. Н. Егорова — И. И. Шапиро, копия.
Дальнейшие действия 6-го механизированного корпуса «обросли» легендами в худшем понимании этого слова. Они присутствуют не только в работах официальных историков, в частности В. А. Анфилова, но и в немногочисленных изданных воспоминаниях участников событий. Даже после распада СССР их можно встретить на страницах печатных изданий и на интернет-сайтах. К этим легендам относятся упоминания о боях с немецкими танками из состава группы Гота, которых в этом районе просто не было (приданные пехотным дивизиям вермахта танки и САУ едва ли составили бы один полк). Сюда можно отнести и описание Анфиловым боев корпуса во второй половине дня 23 июня. «При переходе в атаку части 6-го мк были встречены сильным противотанковым огнем и подверглись ударам авиации. В результате боя им удалось отбросить прорвавшиеся юго-восточнее Гродно части вермахта и к вечеру выйти в полосу обороны 27-й стрелковой дивизии 3-й армии». Как развивались события в действительности, было описано выше. И ветераны 27-й дивизии версию Анфилова не подтвердят. Если верить В. А. Анфилову, получается, что немцы глубоко прорвались на стыке 2-й стрелковой дивизии 10-й армии и 27-й дивизии, чего в действительности не было. В полосе 56-й дивизии был прорван центр 3-й армии, 27-я же дивизия 22–24 июня сохраняла локтевую связь с 1-м корпусом 10-й армии. Более того, судя по воспоминаниям С. С. Зубенко из 75-го артполка, части мехкорпуса появились в тылу дивизии не выстроенными в боевой порядок, а походными колоннами. Он писал: «Я спустился с вышки с тем, чтобы организовать какой-нибудь ужин. Молодой желудок очень чувствительный к этой очень важной процедуре. Старшина дал нам по сухарю на брата. Я его назвал штабным трутнем и решил смотаться к соседнему хозяину. В это время Алексеев каким-то вздернутым голосом крикнул: