Июньские зорьки
Шрифт:
Усталость
Зачем обнял? Случайно, или как?
По дружески, или по уваженью,
Иль то души неясное движенье,
Иль роз прекрасных увяданья – знак?
В нем все от роз, как в алых лепестках,
В его щеках пылающих та свежесть,
Что юности полна, рассвет в них брезжит,
Хоть седина давно уж на висках.
Зачем спросил: могу ли плакать я,
Зачем пытался выразить намеком
В своем простом неведенье
То, что могла принять я не шутя?
Не знаю я, любил ли он меня,
Но осенью цветы вот так прохладны,
Как чувства, что во мне, и я лишь рада
Забыться, отдохнуть на склоне дня.
Не трепещу от этих милых рук,
Себе внушая, что они не милы,
Но если б я совсем душой остыла,
Не волновал бы даже лиры звук,
А так, не надо больше ничего:
Вот звуки лиры все нежней и ближе,
Ему ж сказала: «Как Вас ненавижу!»,
Бесчувственна в объятиях его.
Вишня
Вишня цветет у меня под окном,
Вишня весенним омыта дождем.
Солнце, сквозь тучи, на вишню глядит,
И лепестков белизну золотит.
Солнце заходит, а завтра опять
Станет цветущую вишню ласкать.
К вишне моей воробей подлетел,
Неугомонный, на веточку сел,
Ах, непоседа, притих тут и он…
Видно весной, как и я, восхищен.
Снова я верю, что все впереди:
Долгая юность и счастье в груди.
Зря, что ли капельки нежно блестят,
Переливая веселый закат?
Зря ли пахучая эта пыльца,
Мне обещает весну без конца.
Кладбище.
За декабрьским не вижу я сумраком
Скорых, будущих, долгих ли дней,
Вот заря потонула угрюмая
В серебристых просторах полей.
Все вокруг и туманно и горестно
– Это белого кладбища жуть,
Как печальный конец долгой повести,
Завершен чей-то жизненный путь.
Может быть, ни любовью, ни ласкою
На земле не отмечен тот был,
Чью могилу засыпали наскоро,
Тут же снег ее припорошил.
Пробирается к небу возвышенность,
Что меж памятников и крестов.
Всех сравняла земля: нету нищих здесь,
Нет порядочных, нет подлецов.
И достоин здесь каждый сочувствия,
Здесь не делят людей на сорта.
Над холодной сверкающей пустошью
Здесь последняя их высота.
Снежинки.
Какое чудо! Словно светлячки
Мелькают редкие снежинки,
Зовут к успокоенью, к жизни.
К надежде грусть моей строки.
И
Снег с радужным дождем в отожествленье,
Но легче, серебристей и звучней,
И каждая снежинка, как мгновенье.
Я не поймаю их никак рукой,
Они то вверх, то вниз летят по ветру,
Но есть в них относительный покой
В сравненье с сердцем, в нем – покоя нету.
Посвящаю Рожко Лидии
Вечер
Помню я: у дома вечером
Под ракитою стою,
И снежинки с Пути Млечного
Я ладонями ловлю.
Как звенят они серебряно
В колосках июльской ржи.
Блестки счастья сыплет небо мне
С неразгаданной межи.
Я смотрю, как рожь колышется,
Сколько в поле красоты.
Хорошо от сена дышится,
Коль в нем – разные цветы.
С освещенными комбайнами
Заиграет в прятки тьма,
Серебро от звезд туманное,
Ссыпят с хлебом в закрома.
Костер.
Цвет розовый в полутонах, -
Костра веселого основа,
Но если искры есть в глазах –
Душа еще гореть готова.
Но помню девочку одну,
С которой я училась в школе,
Там, за малейшую вину,
Она страдала поневоле.
Я помню глубину ту глаз,
Что исходила пеплом тусклым.
Не знал принципиальный класс,
Как горько девочке, как грустно.
Она училась кое-как.
Такие были не в почете,
Таких вогнать старались в мрак,
И душу оторвать от плоти.
А, акварелей все цвета
Никто в девчонке не заметил,
Не оценил, что доброта
Превыше есть всего на свете.
Девчонка эта, втихаря,
Жалела каждую букашку,
В ее душе плыла заря:
Цвели там васильки, ромашки.
Под ласковым зари огнем,
Ах, я зашла к девчонке в гости…
Отец гонялся с топором
За матерью, дрожа от злости.
Был на лице его костер,
Глаза – как пламенные искры…
А я все слышу до сих пор
Как говорит учитель чисто:
«Кто не горит, тот лишь коптит».
И плакала девчонка тайно,
Она, невзрачная на вид,
Коптила на земле печальной.
Волны.
Нахлынут волны как-то сразу,
Притихнув, катятся назад,
Как много в них оттенков разных:
То красный в них плывет закат,
То голубые переливы,
То легкий и прозрачный свет.
То редкий изумруд красивый,
Как глубины бездонной след.