Июньские зорьки
Шрифт:
Пальцем у лба вслед крутили гению,
Чтоб после смерти был гений понят.
Плакал пророк над бездушной косностью,
Голую грудь подставлял насмешкам,
Дети смеялись над ним, а взрослые
Кто жалел, а кто кланялся нежно.
В белом халате, природа Матушка
Лечит души по правилам «Детки»,
Что ж в молву погружаясь проклятую,
В инее скорбном дрожали ветки?
Ведь он в исканье приблизился к Богу
Что ж его мучили психиатры?
Светлый
Шел по Руси, всех лечил бесплатно.
В злой этот век сердце нес он факелом,
Жить на земле учил бескорыстно
Богородица вслед ему плакала-
Слишком чудачество было чистым!
Давний день юности.
Как звезды не светятся листья у клена,
Но все же по-своему ярко горят.
Вчера первый снег мои чувства в них тронул –
То желтый, то красный теперь листопад.
О юность моя, ты тиха и ранима,
И я по аллее гуляю одна,
Потом одиночеством буду ль томима?
Но в юности участь такая страшна…
Я зябну, сутулюсь, смотрю на прохожих,
Его одного грустным взглядом ищу,
Влюблен не в меня синеглазый пригожий
Тот парень, кому осень в чувствах прощу.
Снег тает, и грязь на дороге и сырость,
Такая судьба у одной ли меня?
В ней солнце устало, вздохнуло, и скрылось,
В ней клен облетает, багрянцем звеня.
Ночь.
Вот ночь, уже поздно,
И лунно и звёздно.
Деревья темнеют вдали.
И видно с балкона,
Как линии тонко
На темный Бештау легли.
В домах на квартале почти все уснули,
Лишь чье-то окошко горит,
Внезапно, в темнеющем профиле улиц,
Машина, сверкнув, прошумит.
Я думаю: Море здесь было когда-то,
Плескалась шальная вода,
И звезды с луной, полумраком объяты,
Бродили по небу тогда.
Но вот отступили морские пучины…
Адама ли Евы вина…
Ах, люди, откуда? Поймет кто причины
Рожденья, во все времена.
И вот теперь я. Небо ночью и выше,
И холод в нем есть и тоска,
И словно бы речи я слабые слышу,
Ушедших куда-то в века.
Да что ей за дело – летящей планете,
Что кладбищ их нет, нет имен,
И новые люди, и новые дети
Забудутся тоже, как сон.
Зачем этой ночью пришли ко мне мысли,
От них уж теперь не уснуть,
Великие звездные грустные выси,
Луны – опечаленный путь.
Одна на кухне.
Похолодало.
Блеск фонарей, трамваев дребезжанье,
На кухне чай с лимоном пью одна,
И думаю о тайнах мирозданья.
Мне грустно, эти звезды с давних лет
Я не люблю, и этот месяц – тоже.
Он высоко, он льет на землю свет.
Как будто выжатый лимон под ложкой.
Как круто поворачивает жизнь,
И так внезапны в ней порой утраты,
Но, кажется, что впереди лежит
Мир, осветленный розовым закатом.
Не веришь в то, что тухнет день в полях,
Он, кажется продлится зорькой ясной,
И вдруг острее ощущаешь страх,
Что каждый миг твой, прожитый напрасно.
Кому в ночи вот также привелось
Быть в одиночестве, тот понимает,
Что жизнь несовершенна, жизни ось
Однако движет все, как ось земная.
О нежных чувств, и старых звезд износ,
Пахнуло тонкою пыльцой от вишни,
А за окном, холодных майских роз,
Склоняются кусты в убранстве пышном.
Астры.
Астры – радуга сама,
Свежий мир ребенка,
В них: и лето, и зима,
Что в снежинках звонких.
Свет зари веселой в них,
Холодок осенний,
Рук любимых и родных,
В них прикосновенье.
Чувства тоже, как цветы,
В них – оттенки мира,
Астры – символ чистоты,
И свиданья с милым.
На столе увял букет,
За окошком вечер,
Пусть с любимым больше нет,
И не будет встречи.
Ну и все же, все же с ним
Я узнала счастье,
Миг любви неповторим:
Он похож на астры.
Посвящается Погосовой Флоре.
Вышла ты меня провожать
В своих туфельках белых, модных.
Пятигорск зажигал опять
Цвет неоновый и холодный
И в твоих волосах, слегка,
От огней золотились блестки,
И сказала ты мне: «Пока»,
У трамвая, на перекрестке.
И под голос этот простой,
И под взгляд твой спокойный милый,
В тот вечерний трамвай пустой,
Я уже на ходу вскочила.
За окном оставалась ты…
Как в стекле, в глазах твоих тоже,
Только глянец блеснул темноты,
А потом цвет луны тревожный.
Вот и все, между нами сны,
Города и поля и реки,
Сколько лет с той прошло весны,
А тебя заменить мне некем.
Вспоминаешь ли ты тот миг,
То стекло, что разлукой стало?