Из Багдада в Стамбул
Шрифт:
– Ну ладно, Али Манах, теперь-то я могу тебе сказать, что след этот у меня есть. Твой отец с охранником из тюрьмы и Манахом эль-Баршой поехал от Арды на запад. У них две белые лошади и одна гнедая.
Было видно, как он испугался.
– Ты заблуждаешься, заблуждаешься! – быстро проговорил он.
– Нет, не заблуждаюсь. А скоро узнаю еще больше. Где записка, которую вы у меня забрали?
– Какая записка?
– Ты сам взял ее из кармана моей куртки. Надеюсь, она еще цела.
– Я ее выбросил. Там ничего такого
– Нет, напротив, там было очень много любопытного. Давай-ка ее поищем. Показывай карманы!
Он поднялся, сделав вид, будто собирается вывернуть карманы, но едва я протянул руку, он отпрянул и прыгнул к лошади. Я это предвидел. Он еще не вдел ногу в стремя, как я схватил его и швырнул на землю.
– Лежи и не двигайся, иначе я всажу тебе пулю в голову! Твоя прыгучесть хороша, чтобы дурачить зевак в монастыре, но меня этим не проймешь!
На этот раз я беспрепятственно обследовал его карманы, но ничего не нашел. В сумках тоже ничего не было. Тут мне на глаза попался мой кошелек. В нем было несколько золотых монет, мне не принадлежавших, и… записка с тремя строчками на непонятном языке.
Теперь я был полностью удовлетворен. Времени для расшифровки письма у меня не было, поэтому я запрятал бумажку обратно и сказал:
– Я надеюсь, эти строчки содержат важную информацию? Ты, конечно же, знаешь, куда поехал отец?
– Я не знаю, эфенди.
– Не морочь мне голову!
– Он уже уехал к тому времени, когда я вчера прибыл в Эдирне.
– Но ты узнал, куда он поехал! Он едет в Искендерию, где его ждет Хамд эль-Амасат, его брат и твой дядя.
Говоря это, я внимательно следил за его лицом. По нему пробежала тень удовлетворения. Значит, не в Искендерию!
– Это возможно, – ответил он, – но я не знаю. Скажи, эфенди, что ты со мной сделаешь?
– А ты как думаешь?
– Ты меня отпустишь.
– И не мечтай. Ни пешком, ни на лошади.
– Но лошадь – моя собственность!
– А ты – моя, значит, и лошадь тоже моя.
– Ты свободен, я не причинил тебе ничего плохого!
– Ничего? Ты пойдешь со мной в Эдирне, в тот самый дом, где вы меня вчера подловили. Мне очень любопытно узнать, кто там живет. Кади, я думаю, будет меня сопровождать.
– Эфенди, не делай этого! Ты же христианин, а ваш Бог, Иса бен Мариам, говорит вам: «Возлюби врага своего!»
– Так ты относишь себя к моим врагам?
– Я не был твоим врагом, но ты стал моим. Я надеюсь, ты добрый христианин и прислушаешься к словам своего Бога!
– С удовольствием его послушаю!
– Но тогда почему ты меня не отпускаешь, эфенди?
– Именно по той причине, что я слушаю своего Бога. Я так люблю тебя, что просто не могу с тобой расстаться.
– Ты издеваешься надо мной! Я заплачу тебе выкуп!
– О, да ты богат!
– Я – нет, но мой отец – да.
– Он награбил и наворовал свои сокровища. Мне такое богатство не нужно.
– Я
– Мое? Разве ты взял мои деньги?
– Нет, но гонец едет в Стамбул за деньгами. Если ты меня отпустишь, их вернут сию же минуту!
– О, Али Манах бен Баруд эль-Амасат! Ты провертел в Стамбуле все свои мозги! Твой гонец не получит ни пиастра. Человека с таким именем не существует. И перс, которого твой посланник, возможно, найдет, никогда меня не знал.
– Эфенди, так ты нас обманул. Мы не получили бы денег?
– Увы.
– Тогда ты погиб бы!
– Да, я это знал. Но я погиб бы и в случае, если бы вы получили деньги! Однако я заранее знал, что освобожусь.
– И ты повезешь меня в Эдирне как арестованного?
– Только так.
– Тогда отдай мне мои деньги из своего кошелька!
– Зачем они тебе?
– Они мои. Они мне нужны. Мне нужно есть и пить в тюрьме.
– Тебе там дадут, что нужно. Деликатесов там нет. К тому же танцору не вредно и поголодать немного.
– Значит, ты меня обкрадываешь?
– Вовсе нет. Погляди на меня. Во время нападения вы порвали мне одежду, мне нужна новая. Но я не стану тратить на нее твои деньги. Я передам их кади. Зачем танцующему дервишу деньги? Я полагаю, все его сбережения должны принадлежать ордену!
– Я больше не танцую! В монастыре я был временно.
– Да уж, из деловых соображений. Но это меня не касается. Поднимайся. Давай руки! – И я вынул веревки, лежавшие до этого в его седельных сумках.
– Эфенди, что ты делаешь? – спросил он испуганно.
– Хочу привязать тебя к стременам.
– Ты не имеешь права! Ты христианин, а я приверженец Пророка. Ты не хавас. Ты не имеешь права!
– Короче, если добровольно не дашь руки, получишь по голове, а потом я сделаю все сам.
Это подействовало. Псевдодервиш оказался трусом. Я связал ему руки, притянул их к стременам и тронул лошадь.
– А что ты сделаешь с лошадью?
– Передам ее кади. Вперед!
Вот уж не думал, что буду возвращаться в Эдирне таким странным способом! Мы подошли к главной улице, ведущей к знаменитому караван-сараю Мустафа-паши. Нам попадались навстречу люди. Они смотрели на нас с удивлением, но никто не сделал и попытки заговорить.
Чем ближе мы подходили к центру, тем оживленнее становилось на улицах. В первом же переулке я заметил двух хавасов. Коротко объяснив положение, я попросил их сопровождать меня, что они и сделали. Прежде всего нужно было ехать к Гуляму и успокоить друзей.
По одной из улиц среди прохожих я заметил мужчину, который, едва завидев Али Манаха, замер от ужаса, а потом, оправившись от первого страха, удалился быстрым шагом. Знал ли он моего пленника? Лучше всего было бы послать за ним полицейского и арестовать его. А если это невиновный человек? По одному подозрению я не имел права это делать.