Из Багдада в Стамбул
Шрифт:
– Готово? – спросил голос.
– Да.
– Тогда несите его!
Меня схватили и потащили. Я едва мог пошевелить коленями, и потому отказался от сопротивления – это только ухудшило бы мое положение. Я заметил, что меня проволокли через два темных помещения в третье, где и бросили на пол. Парни ушли. Через некоторое время вошли двое, один нес лампу.
– Ты меня узнаешь? – спросил другой.
Он встал так, чтобы свет лампы падал ему на лицо. Можете представить мое удивление, когда я узнал в нем Али Манаха бен Баруда эль-Амасата, сына беглеца. Это с ним я не так давно разговаривал в монастыре дервишей
Я не ответил. Он пнул меня в бок и повторил:
– Я спрашиваю, узнаешь ли ты меня?
Молчание явно было мне не на пользу.
– Да.
– Лжец! Ты не был насром!
– А разве я выдавал себя за такового?
– Да.
– Вовсе нет. Я совсем не хотел ввести тебя в заблуждение. Что вы от меня хотите?
– Мы убьем тебя!
– Как вам будет угодно, – ответил я равнодушно.
– Не прикидывайся, что тебе безразлична жизнь. Ты христианин, гяур, а эти собаки не умеют умирать, потому как у них нет Корана, Пророка и рая.
Он еще раз пнул меня. О, если бы у меня была свободна хоть одна рука! Этот дервиш заплясал бы совсем иначе, чем тогда, в Стамбуле!
– Что я могу ответить на это? – сказал я. – Я умру так же спокойно, как переношу сейчас твои удары. Христианин никогда бы не стал истязать связанного. Развяжи меня, и тогда увидим, чей пророк лучше и чей рай прекраснее!
– Собака, не угрожай мне, иначе ты познакомишься с могильщиками еще до рассвета!
– Тогда оставь меня в покое и убирайся!
– Нет, мне нужно с тобой поговорить. Может, хочешь выкурить при этом трубку? – В его словах сквозила ирония.
– То, что ты хороший хораджи, я уже видел. Но то, что ты еще и перелетная птица, я не догадывался. Если ты действительно хочешь со мной поговорить, имей представление обо мне. Говорю тебе – ты только тогда услышишь мой голос, если проявишь уважение к моей бороде, как тебе велит Пророк.
Это было, конечно, издевательство с моей стороны. Под словом «хора» («танец») турок понимает смысловые движения, которые разрешены на женских половинах, а мужчины их избегают. Танец дервиша – нечто иное, он считается священным. За это я удостоился не третьего пинка, а гневного взгляда. Потом он сел на пол рядом со мной. Второй же остался стоять.
– Если бы ты был мусульманином, я бы тебе ответил, – сказал дервиш, – христианин же не может оскорбить настоящего правоверного. Как может жаба оскорбить солнце? Мне кое-что нужно у тебя узнать. Ты ответишь на мои вопросы?
– Я готов это сделать, если они окажутся вежливыми.
– Ты тот самый франкский доктор, который выследил в Дамаске уста?
– Да, я.
– Ты стрелял в него, когда он прыгал в воду?
– Не я, мой слуга.
– Ты встречал уста потом?
– Да.
– Где?
– У башни Галаты, он был уже трупом.
– Этот человек говорит правду, – обратился он к тому, что держал лампу.
– Ты не знал, что уста мертв?
– Нет. Он исчез. Нашли мертвого Колеттиса, а рядом с ним тело, которое никто не опознал.
– Это был уста.
– Вы столкнули его с башни?
– Кто тебе это сказал?
– Вот этот человек. Я приехал в Эдирне, не зная ничего. Меня вызвали к отцу. Я искал его у Гуляма, не называя себя, и узнал, что он уже в тюрьме. Освободили его без моего участия. Этот человек – его слуга и жил с ним у Гуляма.
Рассказ дервиша требовал осмысления, но времени на это не было, и я ответил бодро:
– Моя жизнь меня не заботит. Убить меня вы все равно не сможете.
– Отчего же, ты в наших руках!
– Но тогда вы не получите выкуп, который я мог бы заплатить.
Его глаза блеснули. Я попал в точку. Получив деньги, они все равно могли меня убить. Он тут же спросил:
– Сколько ты мог бы дать?
– А как высоко ты оцениваешь мою жизнь?
– Твоя жизнь стоит не больше скорпиона или змеи. Оба ядовиты и их уничтожают. Но то, что ты натворил, требует высокого штрафа!
Он выразился четко: выкуп – только штраф, а жизнь не стоит и гроша. Мне нужно было выиграть время, и я сказал:
– Ты сравнил меня с ядовитыми гадами. Это очень мило с твоей стороны, и я приму это к сведению. Убейте меня, я не против. Я не заплачу и пиастра, если ты и дальше будешь разговаривать со мной так!
– Решай сам – чем больше почтения к своей персоне ты требуешь, тем выше будет сумма выкупа.
– Назови же eel
– Ты богат?
– С тобой делиться не буду!
– Тогда жди!
Он поднялся и вышел. Второй остался, но все время молчал. Я слышал голоса в передней комнате и хотя не мог разобрать ни слова, но понимал, что мнения разделились. Прошло, наверное, более получаса, прежде чем он вернулся. Не сев, он спросил:
– Заплатишь пятьдесят тысяч пиастров?
– Это много, очень много! – Нужно было торговаться. Он сделал недовольную мину и произнес:
– Ни одного пара [50] меньше! Согласен? Отвечай сразу, у нас нет времени.
50
Пар – мелкая турецкая монета.
– Хорошо, заплачу.
– Где твои деньги?
– Ясное дело, не со мной. Вы же забрали у меня все вместе с сумкой. И не в Эдирне.
– Как же ты заплатишь?
– Я вам дам записку в Стамбул.
– Кому?
– Эльчи [51] Фарсистана.
– Посланнику Персии? – спросил он удивленно. – Ему будет письмо?
– Да.
– Он будет платить?
– А разве ты думаешь, что у посланника шахиншаха [52] нет денег?
– Деньги-то у него, может, и есть, но даст ли он их нам?
51
Эльчи – посол, посланник (тур.).
52
Шахиншах – «царь царей» (фарси), титул иранского шаха.