Из Черниговской губернии
Шрифт:
Изъ Гринева въ попутчики мн Богъ послалъ стараго козака рыбака который гд-то здсь взялъ на откупъ озеро, какъ онъ называетъ, или прудъ по нашему.
— У насъ все называютъ озеромъ, говорилъ козакъ; — въ другихъ мстахъ, называютъ прудомъ, а то станомъ; а у насъ все зовутъ озеромъ; только въ бумагахъ писать не позволено — озеро, а пиши — прудъ. Тутъ дло было по судамъ. Одинъ говоритъ: тотъ-то, такой-то завладлъ моимъ озеромъ. А другой пишетъ: что озера никакого тутъ нтъ, да и не было никогда. Пріхалъ судъ, суду денегъ отсыпали, судъ и говоритъ, что тотъ-то, чей прудъ, виноватъ, пустова
Въ это время небольшая змйка, испуганная нами, быстро переползла съ дороги на лугъ.
— Э! кажись гадюка-то ползучая! крикнулъ мой старый козакъ.
— Какая ползучая?
— Видишь: гадюка-то ползаетъ.
— Кажется, вс гадюки ползаютъ?
— Нтъ, есть, что и не ползаютъ, отвчалъ козакъ. Ты знаешь, сколько стай ихъ бываетъ?
— Нтъ, не знаю.
— Гадюка шести стаи бываетъ: стая гаевая, стая гноевая, еще ползучая, летучая; еще подколодная да серёновая.
— И ты вс стаи видалъ?
— Нтъ, не вс; а летучую видлъ.
— Какая же летучая гадюка?
— Летучая гадюка, все равно, какъ щука, только съ крылушками съ красными.
— Гд же ты видлъ летучую гадюку?
— А это иду разъ я лсомъ, а летучая гадюка и лежитъ: сама, какъ щука, крылья красныя, какъ бумажныя, и языкъ высунула, какъ копье красное… Такая страшная, что не приведи Господи!
— А серёновая какая?
— Серёновой я самъ не видалъ; серёновая гадюка больше бываетъ, какъ серенъ покажется.
— Какой серенъ?
— Серенъ по нашему называется: великимъ постомъ бываетъ снгъ, сверху днемъ растаетъ, а ночью опять замерзнетъ; вотъ это по нашему и называется — серенъ.
— Какъ же узнать серёновую гадюку?
— Серёновую-то? Ту какъ не узнать! Съ серёновой гадюкой не дай Богъ и встртиться!
— Отчего-же?
— Самая страшная гадюка эта серёновая: по серену ползетъ — серенъ таетъ, по трав ползетъ — трава горитъ!.. Коли тебя увидитъ серёновая гадюка, отъ той не убжишь!
— Ну, а кто-нибудь видалъ серёновую гадюку? спросилъ я.
— Какъ, чай, не видать? Никто бы не видалъ ту гадюку, никто бы и не зналъ, что она на свт есть…
— Какихъ же гадюкъ у васъ больше?
— Летучую я только разъ всего видлъ, серёновой — совсмъ не видалъ; а другихъ видишь зачастую.
— Какую же чаще?
— А т все равно: то самъ увидишь, то услышишь — тамъ скотину попортила, а тамъ человка укусила.
— А случалось, что отъ гадюки люди или скотъ умирали?
— Нтъ, я не видалъ самъ, а какъ, чай, не бывать? Да и люди говорятъ, что бывало.
— Отчего же у васъ никто не умиралъ отъ гадюки?
— Мы лечимся: сейчасъ, какъ укуситъ гадюка, сейчасъ и бжишь ти къ знахорю, ти къ знахорк, - т и лечутъ.
— Много у васъ знахорей?
— Безъ нихъ бы совсмъ пропали: городской лекарь не вылечитъ.
— Знахори чмъ же лечутъ?
— Знахори больше наговариваютъ, а то и лекарства у нихъ свои бываютъ.
— Ты не знаешь этихъ лекарствъ?
— Одно лекарство у нихъ у всхъ: надо найти три свжихъ могилы, взять земли съ тхъ могилъ, прикладывать — длаетъ пользу… только безъ наговору мало помогаетъ и могильная земля.
— А ты не знаешь наговоровъ?
— Нтъ,
— А видалъ, какъ лечутъ?
— Какъ не видать! Укуситъ гадюка, опухъ пойдетъ; знахарь поставитъ тебя противъ себ, да и станетъ отчитывать, — опухъ и пройдетъ. Только не всякій знахарь всякую гадюку отчитаетъ. Пошелъ у насъ мужикъ на могилки, видитъ на тхъ могилкахъ ягоды растутъ, онъ и сталъ рвать т ягоды, рветъ онъ т ягоды, а гадюка выползи изъ могилки, да и укуси его за палецъ… Палецъ и опухъ, а такъ опухъ пошелъ по всей рук… всю руку такъ и рветъ!.. мужикъ побжалъ къ знахорк; знахорка стала отчитывать, — рвать перестало, а опухъ не проходитъ. Мужикъ пошелъ къ другому знахорю; сталъ знахорь отчитывать тотъ опухъ, — опухъ то больше пошелъ, да еще и рвать опять стадо. Тотъ мужикъ кинулся въ третьему знахорю. Какъ тотъ вошелъ въ этому знахорю: «Ты, говоритъ знахорь, ты охочъ до ягодокъ, сладки на могилахъ ягодки? Теб, говоритъ, отчитали, да зуба той гадюки, не вычитали; надо зубъ вычитать». Пошелъ знахорь съ тмъ мужикомъ на могилки, гд ягоды мужикъ бралъ; сталъ знахорь ту гадюку звать, что мужика укусила за палецъ, и ползетъ та гадюка: такъ, маленькая, побольше пальца. — «Эта, говоритъ знахарь, гадюка тебя укусила, эта гадюка всмъ старшая; ну, да мы съ ней справимся!» Пошелъ знахорь съ мужикомъ домой и гадюку съ собой кликнулъ, и та гадюка ползетъ за нимъ!.. Пришли они къ знахорю вс втроемъ: знахорь, мужикъ да гадюка та; и сталъ знахорь гадюку допытывать… Ужъ онъ мучилъ ее, мучилъ…
— Какъ: билъ?
— Нтъ, однимъ наговоромъ!.. Мучилъ гадюку, да и отпустилъ домой, а мужику говоритъ: «Ты приходи завтра, завтра и дло сдлаю». Пришелъ на завтра опять мужикъ къ знахорю… Татъ что жъ ты думаешь? Зубъ-та той гадюки у того мужика сквозь все тло прошелъ!
— Какъ такъ?
— А вотъ какъ: гадюка укусила мужика за палецъ, а какъ сталъ знахорь отчитывать, зубъ то вышелъ въ ногу!
— А ты видлъ этотъ зубъ?
— Самъ видлъ! да не я одинъ видлъ, вс видли; мужикъ тотъ зубъ домой принесъ.
— Какой же зубъ?
— А такъ какъ конопляное зернушко: съ виду и не узнаешь, что зубъ гадюки!..
— Пробовали вы раздавить этотъ зубъ? Можетъ быть, и заправское было конопляное зернушко?
— Какъ же можно раздавить! Не то, что зубъ, а самое гадюку раздавить — большая вреда бываетъ. Я былъ такъ еще небольшой малецъ, слышу и, что у гадюки ноги подъ кожей. Убилъ я гадюку, да и зачалъ ее лупить, съ нее кожу драть… сало-то съ гадюки и потекло по рукамъ, все равна какъ олея… Доискивался я ногъ у гадюки… Увидалъ отецъ, прибжалъ, меня за чубъ, гадюку закинулъ… Чтожъ ты думаешь? Руки вс покраснли, свербятъ! Недли три знахорка отчитывала, насилу отчитала!
— А, можетъ быть, и такъ, безъ всякаго отчитыванія бы прошло само?
— Куда пройти! У насъ мужикъ нашелъ поросную гадюку, да какъ хватитъ ее дубиной, а та какъ брызнетъ ему передъ смертію на губу… вотъ третій годъ отчитать никакъ не могутъ…
— Что жъ, болтъ?
— Нтъ, болть не болитъ, только красно, свербитъ, да мокнетъ. Подсохнетъ мало; это сойдетъ, да опять станетъ мокнуть; просто — на народъ стыдно показаться съ той губой!
— Да онъ бы въ городъ къ лекарю сходилъ.