Из Черниговской губернии

Якушкин Павел Иванович

— Всякіе были; я только одно скажу: старинные начальники — заступу длали солдату — только за службу и спрашивали.

— А за службу спрашивали?

— За службу спрашивали. Былъ у насъ маіоръ изъ хохловъ же, изъ насъ;- ну, а на служб — держи ухо востро! — меньше двухсотъ палокъ и не отсчитывалъ…

— И любили его солдаты?

— Нельзя было не любить: своего ни за что солдата не выдастъ… А и лихой былъ командиръ: ничего не боялся, никого отродясь не трусилъ, хоть кто будь. Разъ мы пришли въ Петербургъ; привели насъ на какую-то улицу грязную; на этой улиц грязной сталъ смотрть

насъ Аракчеевъ.

— А ты видалъ Аракчеева?

— Какъ не видалъ? Тутъ же на смотру былъ Аракчеевъ; тамъ былъ маленькій, черномазенькій, каржавенькій.

— Такъ что же Аракчеевъ на смотру?

— Пріхалъ это Аракчеевъ смотрть насъ… тогда къ царскому параду готовились… И то не такъ, и это не такъ! И то дурно, и кто не хорошо!..

— И Аракчеевъ ничего?

— На ту пору ничего; только вышли мы на Царицынъ лугъ; вышли наши армейскіе, вышла и гвардія. Пріхалъ самъ царь Александръ Павловичъ, и Аракчеевъ пріхалъ. Царь скомандовалъ, Аракчеевъ скомандовалъ гвардіи, да не ту команду объявилъ, — гвардейцы и перемшалясь. А тутъ маіоръ верхомъ на лошади… а и лошадка была плохенькая: такъ кобылка куцынькая… Майоръ-то перещеголялъ гвардейцевъ, — и своихъ армейцевъ выставилъ!.. — А тутъ подъхалъ царь. — «Спасибо, маіоръ, спасибо!» говоритъ царь маіору, — а Аракчеевъ такъ и остался.

— Такъ ничего маіору Аракчеевъ и не сдлалъ? спросилъ я разскащика.

— На ту пору ничего.

— А посл?

— Посл жъ чему-то привязался Аракчеевъ.

— А Аракчеева солдаты любили?

— Да Аракчеева никто не любилъ: ни великій князь Константинъ, ни генералы, ни солдаты.

— А въ сраженіяхъ Аракчеевъ каковъ бывалъ? спросилъ я. — Хорошъ?

— Аракчеевъ и въ сраженіяхъ не былъ ни въ одномъ.

— А ты бывалъ въ сраженіяхъ?

— Э-э! бывалъ! Я въ самое сраженіе-то почитай всю службу прошелъ.

— А въ какихъ же ты сраженіяхъ былъ?

— Да я вс кампаніи выслужилъ; и съ французомъ, и съ шведомъ, и съ туркомъ… Только съ французомъ больше всхъ войны у насъ было: сперва мы пруссаку помогали, а такъ война у насъ была съ французомъ но, какъ французъ Москву сжегъ; а такъ сами къ французу два раза ходили.

— И ты бывалъ?

— А какъ же? бывалъ!

— Такъ ты много-таки видывалъ?

— Видывалъ! Сперва говаривали: «бывалый человкъ: не изъ семи печей хлбъ далъ», а я про себя скажу: не въ семи царствахъ-государствахъ хлбъ далъ!

— Въ какихъ же ты царствахъ-государствахъ хлбъ далъ?

— А давай считать. Пруссаку помогали, у пруссака были, — это разъ; подъ турка ходили, турокъ — два; у шведа — три; какъ француза гнали, тутъ земель много прошли.

— Какія жъ тамъ земли?

— Тамъ много всякихъ: такъ Саксонія, Буварія, Австріяны — такъ, жемигульный народъ… Еще земли, гд наша царевна Марія Павловна живетъ, — не велика земля, не большая, а хорошо живутъ… да тамъ много земель, и не пересчитаешь.

— Хорошо тамъ живутъ?

— Всяко бываетъ: кои хорошо, а бываетъ мои, что и дурно, а то и вовсе плохо.

— Гд же плохо?

— Да вотъ хоть Австріяны.

— Австріяны плохо живутъ?

— Плохо! Сами то Австріяны, настоящіе, т живутъ хорошо; а другимъ-то у нихъ ужъ очень плохо!

— Какимъ

же другимъ?

— Ты разв не знаешь? Была Польша царство, а сосдомъ у Польши царства: Австріяны, Пруссакъ, да мы; сосди сговорились промежъ собой, да и расписали по себ Польшу. Такъ приписнымъ-то къ Австріянамъ, не настоящимъ, ужъ очень плохо! бдно живутъ!

— А прочія земли?

— Турокъ живетъ не хорошо; у тхъ поврья нехорошія.

— Какія жъ у нихъ поврья?

— У насъ Христосъ, Богородица, Николай Угодникъ, а у турокъ только и есть, что одинъ Мугамедъ.

— Какой Мугамедъ?

— У турокъ онъ самый и есть за всхъ. А такъ, распутный человкъ. «Вина», говоритъ, «не пей, а женъ сколько хочешь держи». Вотъ и вся ихъ вра; а турокъ ему одному только и молится!

— Только одному и молится?

— Одному! Вотъ еще шведъ не ловко живетъ; не то, чтобъ не хорошо, а такъ: за большимъ хлюстомъ не гонится, — ему этого же надо совсмъ.

— А другія царства?

— Т хорошо живутъ. Вотъ что Букарія, что Саксонія, что земля, гд живетъ наша царевна; живутъ — и Боже мой!.. Вотъ еще французъ…

— Какъ т живутъ?

— Да вотъ я у француза два раза былъ, а больше полфунта хлба въ день и не съшь.

— Отчего?

— Того да сего хватишь — ну, и сытъ!.. фрукты разные… А вина простаго нтъ: все вино ренское!

— Ренское вино лучше нашего?

— Ренское лучше: выпьешь стаканъ, два, хоть и три — ни рукой, ни ногой не владешь, а не ошалешь, память не отшвибетъ. Нашей водки выпьешь два стакана — и память всю отшибетъ, и на другой день голова болитъ, а отъ ренснаго и голова не болитъ.

Гриневъ 27-го іюля.

— Какая у васъ рка? спросилъ я переправлявшихся на паром со мною козаковъ съ возами дровъ, подъ самымъ городомъ Погаромъ.

— Наша рка прозывается Судогость, отвчалъ мн одинъ изъ нихъ: вода ужь очень сладкая, оттого я называется Судогостію.

— Я какъ-то въ тонъ не возьму; вода сладкая въ рк, оттого и рка называется Судогостію.

— Вода сладкая, рку и назвали Сладостію; рка наша сперва такъ и называлась.

— Какъ же она теперь называется не Сладостію, какъ ты говорилъ, а Судогостію?

— Татары такъ ее назвали: по нашему сладость, а по татарски судогость, все одно и тоже слово. [6]

— Да вашъ и городъ сперва былъ не Погаръ, прибавилъ другой козакъ.

— А какъ же?

— Сперва онъ прозывался Радовое.

— Не Радовое, — Радувуль, поправилъ первый козакъ.

— Это все равно: что Радувуль, что Радовое, а только не Погаръ. Сперва, кто ни задетъ въ нашъ городъ — всхъ радовало; а тамъ, какъ сталъ нашъ городъ горть: то ноньче пожаръ, то завтра другой… да пожары какіе были? весь городъ выгоритъ! «Какой говоритъ народъ, кто Радувуль? Это Погаръ!» Съ тхъ самыхъ поръ и стали называть Погаромъ.

6

Это же я слышалъ отъ О. А. Круковскаго, привтливостію котораго я пользовался, бывши въ Погар. Авт.